Когда в 1956 году на улицах Ленинграда появился новый «Москвич-402», он поразил всех необычностью своих форм. На фоне архаичных довоенных «Эмок», морально устаревших «Побед» и прежних выпусков «Москвичей» с запаской сзади, «четыреста второй» выглядел настоящим пижоном. А вскоре он стал такой же неотъемлемой частью молодежных тусовок, как зауженные брюки, входящие в моду рок-н-ролл или джазовые композиции Луи Армстронга. Остряки прозвали «Москвич-402» стилягой. Как, впрочем, и каждого обладателя «четыреста второго»…

Стиляга и Карибский кризис

Однажды отец пришел с работы очень встревоженный.

- Срочно собирайтесь, - сказал он моей маме и бабушке. - Берите с собой теплые вещи, запасы еды - и немедленно выезжаем. У меня точные сведения, что в это воскресенье американцы сбросят на Ленинград атомную бомбу. Мы уедем от города как можно дальше. Это единственная возможность спастись…

Тогда мне было три года. Я не знал, что такое атомная бомба, и не мог понять, почему на ночь глядя надо ехать невесть куда. Поэтому капризничал и раздражал родителей. Отец подогнал к дому «Москвич», мы уложили вещи, сели и поехали на Карельский перешеек в сторону советско-финской границы, где у нас был небольшой садовый домик.

Это уже позже, повзрослев, я узнал, что тогда над нами всеми нависла огромная опасность. Мир стоял на пороге войны. А взрывоопасную ситуацию, возникшую из-за советских ракет на Кубе, политики и историки окрестили «Карибским кризисом».

…В тот сентябрьский вечер 1962 года мы действительно пытались спастись от американского ядерного удара на «Москвиче-402». Сейчас, спустя 45 лет, все это выглядит полным бредом. Но тогда… В 1962 году мой отец работал замначальника Ленинградского управления автомобильного транспорта по пассажирским перевозкам. И в пятницу, накануне нашего бегства из города, из Главка им пришло распоряжение срочно снять с линии 600 (!) автобусов, заправить под завязку баки бензином и ожидать команды на эвакуацию населения из города. Даже сейчас об этом нигде не упоминают - хотя то, что в СССР готовились к ядерной войне, уже давно не государственная тайна…

Последний писк

…«Москвич», который увозил нас от вселенской катастрофы осенью 1962 года, появился в нашей семье в августе 1956 года. Отец записался в очередь на машину еще в 1951-м. Тогда с моей мамой он и знаком не был. Да и «402-ю» модель еще не выпускали. С конвейера завода «МЗМА» сходили старые «Москвичи» с запаской на багажнике. Те самые, которые наши конструкторы «слизали» с довоенной немецкой малолитражки «Опель-Кадет». «Москвич-Кадет» стоил 9000 старых дореформенных рублей. Отец зарабатывал 1700 рублей в месяц. Плюс премиальные. Это еще 210 рублей. Мама, тогда еще студентка географического факультета Ленинградского универа, получала стипендию 320 рублей.
Получалось, что на «Москвич» они могли скопить месяцев за шесть. Если отказать себе буквально во всем и сидеть на хлебе и воде… Но самым главным были не деньги. Главное - дождаться очереди… А пока отец стоял пять лет в очереди, старую модель сняли с производства, заменив ее на «Москвич-402». Цена новой машины увеличилась до 16000 рублей. Но что это был за автомобиль! Последний писк моды. Как зауженные брюки, солнцезащитные очки и штатовские фильмы с Одри Хепбёрн. Моему отцу, женившемуся на студентке (она была младше его на 25 лет), вероятно, хотелось не отставать от современной жизни и постоянно быть в теме… А тут пришла и долгожданная открытка из магазина. Пришлось срочно искать недостающие 7000 рублей. Спустя неделю у моих родителей появился абсолютно новый темно-серый «Москвич-402».

Мы стали буржуями

Первые радости от покупки автомобиля очень быстро сменились тревогами, а затем и крупными неприятностями. Дело в том, что личных автомобилей в ту пору было ничтожно мало. Например, в 6-этажном доме на улице Рузовской, где мы в ту пору занимали комнату в тесной коммуналке, проживало 150 семей. А собственная машина была только у нас. Соседи за глаза презрительно называли нас «частниками» и «буржуями». Местная шпана из-за классовой ненависти пыталась исподтишка царапнуть гвоздем крыло или проколоть шину. А однажды кто-то разбил на нашем «Москвиче» левую фару… Это обернулось немалой проблемой, потому что с запчастями тогда был страшный напряг.

После того случая машину мы старались больше без присмотра не оставлять.

Когда моя мама окончила университет, то устроилась инженером-картографом в научно-исследовательский географо-экономический институт. Работала по договору, который перезаключался каждые 6 месяцев. И вот однажды встал вопрос о сокращении сотрудников. На одно штатное место претендовали двое: моя мама и женатый студент-вечерник с двумя детьми, который в дальнейшем даже не планировал заниматься научной работой. А работал так… номер отбывал. Лишь бы стаж шел. А мама собиралась в будущем защищать диссертацию. Директор института Александр Иванович Зубков подумал-подумал и рассудил: «У молодого человека двое детей, ему тяжело… А вы, если станет с туго деньгами, продадите машину…».

Так моя мама в первый раз потеряла работу. А потом похожие ситуации возникали вновь и вновь…

Покрышки на самолете

Мои родители обожали путешествовать. Объездили всю Прибалтику. Каждый год совершали дальние поездки к Черному морю. Отпуск, в который они отправились летом 1957 года, оказался самым экстремальным. Эх, дороги! Они-то и подкачали. Пока доехали из Ленинграда до Москвы, нахватали в колеса столько гвоздей… Камеры превратились в дуршлаг. Клеили, вулканизировали - все без толку. Шины спускали постоянно.

Когда добрались до Евпатории, поняли, что дальше ехать нельзя. Возвращаться назад? Тоже не получится. Где взять новые колеса? В те годы шины продавались только по предварительной записи. Ждать своей очереди приходилось по нескольку лет. Компаньона моего отца, который ехал на второй машине, внезапно вызвали на работу. Он прямо на пляже оставил свою машину и вылетел на самолете в Ленинград. Отец через него передал записку своим хорошим знакомым, в которой умолял помочь с покрышками. Через неделю Жорж, так звали папиного компаньона, прилетел назад и, ко всеобщей радости, вручил отцу два новых колеса.

- Что интересно, кроме этих двух колес и фары, которую нам разбили соседи, никаких других запчастей мы не покупали. Ни разу с 1956-го по 1962 год. У нас не было ни одной поломки. За все 6 лет. Умели же раньше делать! - вспоминает мама. - Только масло меняли. И бензин заливали. А-72. Кстати, стоил он в 1962 году 6 копеек за литр. С одной своей маленькой зарплаты я могла купить его полторы тонны…

«Я испугалась трамваев…»

Вскоре после того, как мы купили машину, мама записалась на курсы шоферов. В автошколе ездила на старой «Победе». На права сдала с первого раза. После громоздкой, дребезжащей «М-20» управлять новеньким миниатюрным «Москвичом» было настоящим удовольствием.

Отец, уезжая на работу, обычно оставлял машину перед домом на улице Рузовской.

- Можешь покататься, - говорил он и оставлял ключи на столе в комнате.

- Я спускаюсь вниз, - вспоминает мама, - долго хожу вокруг машины, смотрю как завороженная. Потом сажусь, завожу мотор и еду. Вначале на Невскую заставу к своим родственникам, потом в больницу. А однажды перетрусила, движение оказалось слишком интенсивным, и я все никак не могла завершить левый поворот. Троллейбусы, автобусы, трамваи. Помеха слева. Помеха справа. Светофоры. Регулировщики. Все смешалось у меня в голове. Я припарковала машину у тротуара и позвонила из телефона-автомата мужу на работу: «Приезжай скорее! Забери меня отсюда. У меня ничего не получается…». Сейчас-то я понимаю, что у меня просто опыта не хватало… Потом освоилась. Запросто возила мужа с приятелями в ресторан, а потом развозила по домам.

«Нелегалы» с Каретных сараев

Как-то отец решил забрать маму с работы. С площади Труда ему нужно было повернуть на улицу Красную. Попутный трамвай пропустил, а встречный почему-то не увидел.

…Удар был не очень сильным, но крыло смялось, как конфетный фантик. Вдребезги разлетелась фара (опять фара!).

Отремонтировать битую машину на автосервисе тогда было просто нереально. Очереди на кузовные работы можно было дожидаться годами. Поэтому отец обратился к частнику, работавшему в Каретных сараях. Так назывались автомастерские, где работяги охотно брались за «левак» и в ночное время клепали машины. «Москвич» восстановили за три недели. Работа обошлась в 500 рублей.

- Эти 500 рублей меня тогда просто убили, - вспоминает мама. - В те времена - просто сумасшедшие деньги. И я так распереживалась за машину, что с тех пор старалась больше за руль не садиться. Страх удалось преодолеть лишь много месяцев спустя…

Цвет туалета

В 1962 году, вскоре после памятных событий с Карибским кризисом и денежной реформы, когда «червонец» превратился в рубль, «стилягу» мы продали. Отец решил приобрести более новый «Москвич-407». Внешне от своего предшественника «четыреста седьмой» отличался лишь некоторыми декоративными деталями: бамперами, молдингами, облицовкой… А все остальное осталось как прежде. И поэтому таким уж суперсовременным он больше не воспринимался. И «стилягой» его никто не называл. Это был просто «Москвич».

Вообще-то на «четыреста седьмой» отец записался сразу же, как только купил первую машину. Ждал долгожданной открытки несколько лет. За это время насобирал необходимые две с половиной тысячи новых рублей. Наконец, очередь подошла…

…«Апраксин двор». В то время там располагался автомагазин. На площадке стояла шеренга новеньких «Москвичей» бледно-голубого цвета.

- Отлично! - потирал от удовольствия руки отец. - Берем!

- Ничего хорошего не вижу! - остудила порыв отца мама. - Цвет машины, как… у общественного туалета. Такое безобразие брать не будем.

- Нет проблем, - заявил обрадованный продавец. - Ждите следующей партии. А вашу машину мы куда-нибудь пристроим.

Машину пристроили… А следующая партия прибыла через 3 недели. Прекрасные серо-бежевые «Москвичи», окрашенные австрийской краской «Штольлак», вызывали восхищение и завистливые взгляды. Мои родители тоже несказанно обрадовались, пока не увидели на ценнике цифру - 3200 рублей. Оказалось, что машины только что подорожали. Пришлось срочно обзванивать родственников и знакомых, чтобы занять недостающие 700 рублей. Деньги по тем временам немалые - восьмимесячная мамина зарплата.

Стыдно за машину

На серо-бежевом «Москвиче-407» мы от ядерного удара не удирали. И в аварии не попадали. И вообще ничего такого с нами и нашей машиной больше не случалось. Если не считать небольшого инцидента, произошедшего 7 ноября 1967 года на Невском проспекте во время праздничного шествия, посвященного 50-летию Октябрьской революции.

А дело было так. В тот вечер мы возвращались с дачи. Уже стемнело. Из-за праздничных мероприятий милиция перекрыла весь центр города, и на пересечении набережной реки Мойки и Невского проспекта мы попали в пробку. Потом регулировщик махнул жезлом, мы поехали и… Доселе безотказный двигатель нашего «Москвича» вдруг дал сбой, чихнул два раза и заглох. Отец сколько ни пытался его завести, движок признаков жизни не подавал. Потом сел аккумулятор. Пришлось запускать мотор «кривым стартером». В это время я сидел на заднем сиденье и с интересом смотрел по сторонам. Внезапно раздались звуки духового оркестра, заглушаемые громкими криками, и появилась разгоряченная революционными лозунгами и халявной выпивкой толпа демонстрантов. Несколько парней несли перед собой смешное чучело пузатого человека в черном френче и высоком цилиндре на голове. И транспарант со словами: «Смерть буржуинам! Вся власть Советам!». Мне, шестилетнему мальчишке, это показалось очень забавным, и я рассмеялся… Потом какие-то люди окружили нашу машину, стали ее раскачивать, пытались перевернуть и скинуть в Мойку. Помню, я крепко перетрусил. Вцепился обеими руками в поручень на спинке сиденья. Окружившие нас люди корчили рожи и кричали: «Буржуи недорезанные! Ездят тут на машинах. Народу погулять негде. Частники!!!». Слово «частники» они произносили с особой интонацией. Вкладывая в него всю ненависть пролетариата к мировому капиталу. Я до сих пор помню это «ча-а-астники!». Вот тогда мне почему-то стало стыдно, что мы ездим на машине. И очень обидно, что нас назвали буржуями. А еще я понял, что у нас богатым быть плохо (хотя дешевая малолитражка - какое это богатство?), а бедным - почетно. И если за душой у тебя ничего нет, этим следует гордиться. Размахивать как знаменем. А своего автомобиля лучше не иметь вовсе… Так спокойнее.

В конце 1967 года отец продал «четыреста седьмого». Наша семья стала ездить на трамвае и автобусе. Словом, стали как все…

Юрий ГРОЗМАНИ,

фото из семейного архива