Наша сегодняшняя “прогулка” - по Гросс-Фридрихсбергу (Gross-Fridrihsberg). Так называлось местечко на окраине Кёнигсберга, бывшее некогда усадьбой одного из могущественных нацистских бонз - гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. Располагалось оно менее, чем в километре от границ города, недалеко от окружного шоссе.

С севера территорию Гросс-Фридрихсберга ограничивал канал Ландграбен (ныне - Калининградский питьевой канал) и озеро Филиппстайх (пруд Филиппов за Окружной дорогой). К западу от усадьбы находились большой посёлок и деревня Метгетен (Metgethen), ныне пос. А. Космодемьянского, а также кирпичный завод и старый парк. Само местечко, прежде известное, как Гросс-Фридрихсберг, называется нынче пос. Совхозное.

Коричневый стрелочник

...Эрих Кох являл собой воплощённую “нацистскую мечту”. Сын простого рабочего из городка Эльберфельде, что в Рейнской области, в детстве он ни на что особо не рассчитывал. Весьма посредственно окончил школу, три года проработал в местной типографии, потом устроился на железную дорогу. Был железнодорожным рабочим, потом стрелочником. В 1914 году “сделал карьеру” - стал телеграфистом. А в 1915-м его призвали в армию. Годом позже Кох попал на Восточный фронт, где и провоевал до 1918 года. Без особой доблести, но и без нареканий.

После войны вернулся домой, в Эльберфельде, и вновь поступил на железную дорогу.

Так бы и потекла дальше жизнь Коха размеренно и благопристойно, если бы... не перспективы, которые он увидел, вступив в 25-летнем возрасте в НСДАП.

Кох занялся активной пропагандой национал-социалистической идеологии в Рурском бассейне. И преуспел в этом деле настолько, что ещё до прихода нацистов к власти Гитлер назначил его партийным гауляйтером Восточной Пруссии. А в 1933 году Кох занял пост обер-президента провинции. И вот тут перед ним, никогда раньше не жившим в роскоши, открылись самые широкие возможности для утоления любых желаний.

Ограбил еврея

Кох вообразил себя латифундистом. Ему захотелось не просто купить землю и построить на ней загородную резиденцию - он мечтал о “восточно-прусской вотчине”, фактически - о небольшом княжестве.

Гауляйтеру было найдено место - заброшенные постройки, принадлежащие маргарино-жировому заводу.

Понятно, что вопрос с приобретением земли решился очень быстро. Часть средств выделил из казны руководитель так называемого “Имперского продовольственного сословия” - организации, объединяющей всё сельское население провинции. Часть денег Кох собрал сам. К этому времени он уже являлся собственником двух газет, которые были обязаны выписывать все чиновники Восточной Пруссии.

Но основной капитал Коха образовался после того, как он реквизировал имущество знаменитого еврейского бизнесмена и мецената Вальтера Симона и создал фонд “Эрих Кох-штифтунг”, который открыл свыше 100 предприятий и активно развивал свиноводство.

Более того, через гауляйтер занимался даже разведением арабских скакунов.

С балконами и мансардой

Так что в 1934 году Кох стал владельцем участка земли в две тысячи моргенов (чуть больше тысячи гектаров). Развернулось бешеное строительство. И через некоторое время на берегу пруда, связанного с другими водоёмами специальной сетью миниатюрных шлюзов, появилось элегантное двухэтажное здание с балконами и мансардой.

Вокруг был заложен парк. Чуть поодаль имелись хозяйственные помещения - конюшни, хлев, коровники, крольчатники, сараи, амбары... Огромная территория была обнесена забором с четырьмя вышками охраны и хорошо укреплённым КПП.

Чуть позже в имении появятся большой тир и бассейн. По самым скромным подсчётам, всё это хозяйство стоило несколько миллионов рейхсмарок.

Стены просторного холла на первом этаже жилого здания были увешаны медвежьими и оленьими шкурами. Кох потребовал, чтобы его дом напоминал рыцарский замок. Поэтому все лампы были стилизованы под массивные медные подсвечники, стены и двери - украшены деревянными мозаичными гербами, инкрустированными металлом, а на второй этаж особняка вела деревянная винтовая лестница с перилами из дуба.

На втором этаже находился рабочий кабинет Коха, с кожаными креслами и диваном, массивным письменным столом, выполненным из нескольких особо ценных пород древесины, и портретами фюрера и Гинденбурга...

“Я достаю мой пистолет”

Но в настоящую “пещеру Али-Бабы” имение Коха превратится позже - когда начнётся вторая мировая война. Кох лично “курировал” деятельность “Оперативного штаба рейхслейтера Розенберга”, занимавшегося сбором культурных ценностей на оккупированных территориях. Гауляйтер не разбирался в искусстве: он был из того поколения наци, чью “культурную программу” исчерпывающе выразил Ганс Йост: “Когда я слышу слово “культура”, я достаю мой пистолет”.

Но... Кох прекрасно понимал, что произведения искусства стоят хороших денег. Поэтому уже в ноябре сорок первого, будучи назначенным рейхскомиссаром Украины, Кох подписал инструктивный документ, позволяющий от его имени конфисковывать любые шедевры на оккупированной немцами территории Советского Союза.

Конфискованное доставлялось в Гросс-Фридрихсберг. Целая команда специалистов занималась приёмкой и размещением картин, мраморных статуй, бронзовых часов и т.д., и т.п. В итоге Эрих Кох стал обладателем бесценной коллекции награбленных шедевров, а его имение в Гросс-Фридрихсберге превратилось в настоящий музей - пожалуй, покруче, чем “музей” самого фюрера.

Спрятать сокровища

Но Коху не давала покоя знаменитая Янтарная комната, вывезенная из Царского Села и находившаяся в ведении директора Кёнигсберг­ской коллекции янтаря доктора Альфреда Роде.

Гауляйтер неоднократно “намекал” Роде, что готов лично оберегать “возвращённое достояние Рейха”, но Роде упорно делал вид, что не понимает “намёков” наместника...

Осенью 1944 года Кох всерьёз задумался о судьбе своих бесценных сокровищ. Вывезти их в глубь Германии он не мог: во-первых, фюрер обязательно расценил бы это как неуверенность гауляйтера Восточной Пруссии в победе Великого Рейха (со всеми вытекающими последствиями). Во-вторых, Кох опасался, что реальное количество награбленных шедевров может стать поводом для “партийного суда чести”: желающих написать фюреру донос о злоупотреблениях гауляйтера обречённой Восточной Пруссии окажется предостаточно.

Секретный бункер

Поэтому Кох решил спрятать сокровища “на месте”. В Гросс-Фридрихсберг пригнали военнопленных, и те начали сооружать бункер с многочисленными помещениями. Существует версия (её излагает А.С. Пржездомский в книге “Янтарный призрак”), что бункер на много метров уходил под землю, а сверху для маскировки его укрыли ровными квадратами дёрна, срезанного в соседнем лесу. Военнопленные, работавшие на стройке, в свой лагерь так и не вернулись. Их расстреляли недалеко от озера Филиппстайх.

...Зимой сорок четвёртого-сорок пятого года в бункере у Коха проводились совещания. По воспоминаниям генерала Отто Ляша, бункер примыкал к подвалу особняка Коха. Подвал сам по себе был неплохим укреплением: пять больших комнат, кухня, душевая, ватерклозет.

Из подвала туннель вёл в бункер, который был оборудован гигантским котлом с водогрейным устройством, вентиляцией, электрогенератором, обеспечивающим автономное функ­ционирование всех систем жизнеобеспечения. Здесь же имелся узел связи с прямыми телефонными каналами на Егерхофштрассе (ул. Батальная) в Кёнигсберге, где располагалась штаб-квартира НСДАП, на Миттельтрагхайм (ул. Белостокская), где находилось здание правительства.

Кроме того, работал канал шифрованной связи, по которому Кох мог в любую минуту связаться с правительственными учреждениями и военным руководством Рейха.

Бегство из крепости

Именно в этом бункере, буквально залитом “мёртвым” электриче­ским светом, 28 января 1945 года генерал Ляш узнал от Коха о своём назначении комендантом крепости Кёнигсберг. Четвёртым комендантом за четыре последние недели. И, как выяснилось, последним...

В день назначения Отто Ляш обратил внимание на то, что недалеко от выхода из бункера стояли грузовики, в них ставились ящики с маркировкой. Это были буквенные индексы, которыми обычно обозначались ценности, “конфискованные” (то бишь награбленные) на территории оккупированных стран.

Генерал понял, что идёт спешная эвакуация имущества Коха. Но ему, Ляшу, было в общем-то всё равно. Вместе с полнотой военной власти в Кёнигсберге на него легла и вся ответственность за боевые действия на этом участке фронта... И ничего хорошего от судьбы он не ждал.

Ну а потом наступил апрель сорок пятого. К тому времени (в начале марта) Кох перенёс свой штаб из осаждённого Кёнигсберга в Пиллау, откуда 24 апреля бежал самолётом на Хельскую косу и 27 апреля на ледоколе “Восточная Пруссия” уплыл в Данию. 5 мая 1945 года гауляйтер появляется в Фленсбурге, где его задерживают американцы. В итоге Кох окажется в польской тюрьме и в заточении проживёт более сорока лет (Кох умер в 1986 году, когда ему исполнилось 90 лет.).

Связка гранат

Что же касается Гросс-Фридрихсберга, то его, как и другие хорошо укреплённые пункты, наши войска взяли с большими потерями. Именно здесь лейтенант Николай Катин со своим взводом три часа удерживал взятый жилой дом.

Было отбито пять вражеских контратак. Катин остался в живых один, но продолжал отстреливаться. Немцы подогнали самоходку “Фердинанд”, который начал лупить по дому с близкого расстояния. Катин подбил “Фердинанд” связкой гранат.

А когда немцы всё-таки ворвались в коридор дома, лейтенант бросил последнюю гранату, подорвав себя вместе с врагами...

А дом неподалёку брал, а потом удерживал командир стрелкового взвода Алейников. Он будет потом удостоен звания Героя Советского Союза, доживёт до победы, проработает почти полвека слесарем-ремонтником в родном Гудермесе... и пропадёт без вести в 1995‑м, в ходе чеченской войны. Но это уже другая история.

Отравил даже коров

...Когда немцы капитулировали, в полуразрушенном Гросс-Фридрихсберге начались раскопки. От имения, в общем-то, уже мало что осталось: многие сооружения были взорваны по приказу Коха перед приходом наших войск. Животные на фермах - умерщвлены сильнодействующим ядом.

Сохранились более-менее целыми кое-какие хозяйственные постройки, башни, здание КПП, бассейн, фрагменты тира и каменной стены. Ну и, конечно, бункер, про который много болтали. И в котором, натурально, буквально сразу же стали искать Янтарную комнату и другие “сокровища Коха”.

По воспоминаниям очевидцев, в одном из убежищ на территории усадьбы было найдено постельного белья, подушек, матрацев, одежды - на три грузовые машины. Но - ничего более ценного. А в июле 1945‑го генерал Галицкий, чья армия “принимала” Восточную Пруссию, собрал подчинённых, обложил их матом и, назвав “барахольщиками”, запретил вывозить что-либо из Кёнигсберга.

Столовое серебро

“Кладоискательство” в ставшем советским Кёнигсберге теоретиче­ски было запрещено. Реально - рыли все, кому не лень. Главное строение в Гросс-Фридрихсберге сровняли с землёй, разобрав на кирпичи. Вскоре подвал и бункер оказались залиты водой и завалены мусором.

В районе тира несколько колодцев были почти до верха забиты землёй, камнями, битым кирпичом.

Кстати, в первые послевоенные годы рабочие совхоза, который разместился на территории бывшего имения Коха, действительно находили в разных укромных углах и фарфор, и ковры, и столовое серебро, и ящики с винами. Но на вожделенные “сокровища Коха” это никак не тянуло.

В 1969 году была предпринята экспедиция, созданная по решению правительственной комиссии по розыску Янтарной комнаты. Поисковики рыли преимущественно в районе Королевского замка, но и Гросс-Фридрихсберг не обошли вниманием. Однако не нашли ничего, кроме “обилия взрывоопасных предметов” (как говорится в отчёте).

В польской тюрьме

В семидесятых-восьмидесятых годах в прессе периодически “всплывали” чьи-либо воспоминания: то немца из ГДР, которому его друг в сорок пятом будто бы обмолвился о “подземной вилле” Коха; то польки из Познани, бывшей в годы войны в услужении у гауляйтера и видевшей здоровенную яму в полу в одном из помещений бункера; то бывшего военнопленного, который якобы работал на строительстве железобетонного тайника рядом с домом Коха... то ещё одного бывшего военнопленного, который утверждал, что видел, как немцы укладывали “ценное имущество в железобетонные трубы метрового диаметра”

(Правда, сам Кох, дававший в польской тюрьме показания, в том числе по поводу Янтарной комнаты, насчёт своего бывшего имения особенно не распространялся.)

После каждого “воспоминания” в Гросс-Фридрихсберг приезжали то геофизики, то биоэнергетики (им помогали курсанты военного училища и их преподаватель Авенир Овсянов).

В 1983 году калининградская экспедиция буквально истыкала землю вокруг бункера металлическим щупом.

Чёрные копатели

В 90-х планировались ещё экспедиции, но... развалилась страна, и в государственном масштабе стало как-то не до “сокровищ Коха”. Поисками которых вот уже не одно десятилетие занимаются “чёрные копатели”. Впрочем, как и “белые” - безуспешно.

А экс-Гросс-Фридрихсберг снова превратился в захудалый посёлок. Тихий такой, спокойный “медвежий уголок”, куда рано перестают ходить автобусы, и откуда люди чапают - без тротуаров - до Тенистой аллеи, чтобы сесть хоть на какой-нибудь общественный транспорт.

Бывший КПП усадьбы Коха - обычный жилой дом с весьма ограниченными удобствами. Канализация здесь ещё довоенная, нечистоты стекают в Питьевой канал. Совхоза, который существовал некогда на территории поместья, давно уже нет... и трудно сказать, что сегодня знают люди, населяющие посёлок, о его прошлом.

Но... один мой знакомый клянётся, что совсем недавно нашёл в одном “секретном месте” экс-Гросс-Фридрихсберга немецкую офицерскую фляжку с монограммой и серебряный перстень с гербом. Так что в земле до сих пор ещё что-то сокрыто. Но это - уже другая история. А наши “прогулки” - продолжаются.

Д. Якшина