Как мелки с жизнью наши споры,
Как крупно то, что против нас.
Когда б мы поддались напору
Стихии, ищущей простора,
Мы выросли бы во сто раз…

(Райнер Мария Рильке)

“Без риска - это другая профессия…”

В начале мая пришла очередная весточка от нашего Игоря Петровича. Когда-нибудь его письма станут библиографической редкостью - эпистолярным наследием из параллельного мира. Калининградский арестант №1 живёт будущим, лучшим будущим, вживляет его в себя - а значит, приближает.

“Далеко не каждого ждут на воле, - пишет Рудников, - а многим и вовсе некуда податься. Так что свобода для них такой же страх, как и неволя, и ещё большая неизвестность. Бывшему зэку неуютно в нашей стране. Хотя в каждой четвёртой семье (по статистике) кто-то сидел. Опять же у каждого своя история и статья. В этом смысле мне легче - не стыдно, я даже горжусь. И в целом - грех жаловаться: не затянула в болото рутина, обыденность.

В жизни должны быть крутые повороты. Иначе это не жизнь, а существование. Или ещё хуже - прозябание. Не по-мужски как-то, и не по-журналистски (без риска - это другая профессия). Тревога только за вас, за всех, кто был и остаётся рядом…”

В Европе этого не знают

Тюремные тяготы Игоря Рудникова скрашивает общение по видеосвязи с коллегами и друзьями. Однако процедуры поездок в суды муторны и утомительны. Заключённого будят в 5.30 утра, а спать он ложится далеко за полночь.

“К 9-10 вечера приезжаем в “Кресты”, - пишет Игорь Петрович. - Ждём, когда запустят в тюрьму. Выгружаемся за минуту - полицейские тоже спешат, к себе домой. Но суточная смена надзирателей в СИЗО никуда не спешит. Поэтому перекличка, “собачник” (камера-будка с тремя скамеечками и туалетом), маринование и усталая “общуга”, наконец-то обыск (до трусов), снова “собачник”, ночь в окне с решёткой.

Валишься с ног, раскалывается голова, и уже не впечатляют никакие истории (а рассказывают тут такое!). У кого-то сдают нервы, и он тарабанит ногой по железной двери (“Хочу домой!” - то есть в свою камеру). В полночь дверь распахивается, арестантов выводят на галёру, строят в две шеренги, перекличка и, наконец, ведут коридорами и лестницами бесконечными в родной “Крест”, на родной этаж, в родную камеру… И через 4 часа - подъём. Суды ведь идут по 2-3 дня кряду.

И я рад. Лучше так. Ибо перерывы в судебных заседаниях - от двух недель до месяца. Правда, потом требуется 2-3 дня, чтобы очухаться, прийти в себя. Неудивительно, что Европейский суд по правам человека взыскивает с России по 80 евро в сутки в пользу каждого арестанта за перевозку в автозаках. Но что такое какой-то автозак - при таких “нюансах”. В ЕСПЧ люди не знают, что подсудимый на период процесса в суде не спит больше 4-х часов…”

“Такие долго не жили”

“Единственный плюс всего этого изматывающего марафона, - продолжает Рудников, - знакомства (иногда неприятные) с персонажами современной криминальной России. Во всей их красе. Тут самая что ни на есть правда тюремной жизни. Люди ведь успевают побывать-посидеть по всей стране, прежде чем оказаться в “Крестах”. Есть с чем сравнить.

Недавно общался с парнем в “собачнике” - он 10 лет назад сидел вместе с Ходорковским в карельской колонии “Ондо” (кажется, так называется). Напару чистили территорию “зоны” лопатами - от снега. Однажды Ходорковский не выдержал и сказал какому-то начальнику, что готов обеспечить колонию снегоуборочными машинами. И услышал в ответ: “А зачем?”

Мой собеседник почти лишился зрения, а на руках у него почти не осталось “капиллярных линий” - никакие аппараты не считывают отпечатки пальцев и ладоней, всё съела хлорка, которой он пять лет драил полы в лагере. А строптивых заставляли наводить чистоту спецраствором - добавляли в хлорку с водой стаканчик аммиака. Такие долго не жили. Говорят, ежедневно в колонии умирали 1-2 зэка. Из “Ондо” Ходорковского увезли на вертолёте - за пределы России. Как в песне: “Прилетел вдруг волшебник в голубом вертолёте…”

Везёт на узбеков

Рассказывая о тюремном быте, Рудников пишет:

“Сейчас “живу” в другой камере - с узбеками. Мне на них везёт. Они не уголовники, обычные люди. Очень аккуратные, домовитые, хозяйственные. Из общих продуктов делают салаты, варят борщи и супы. Держатся скромно, но с достоинством. Ночью, когда я захожу в камеру, на столе меня ждёт овощной суп. Ко мне относятся с вниманием и заботой. Я им очень благодарен. В свою очередь, стараюсь им помочь - пишу жалобы, заявления, решаю реально их бытовые проблемы и некоторые судебные вопросы. Теперь мы опасаемся только одного - как бы нашу камеру не раскидали.

Ещё одна, культурная, деталь: “Кресты” зачитываются романом бывшего французского каторжника Анри Шарьера “Мотылёк” (был осуждён на пожизненное заключение во Французской Гвинее), совершил несколько побегов, через 13 лет оказался на свободе, спустя 38 лет после суда вновь появился в Париже. Я тоже прочитал. Достойное чтиво для тюрьмы. Воодушевляет”.

“Невзгоды и тяготы меркнут…”

Письмо из “Крестов” пришло 2-го мая, как раз на пасхальной неделе. И невольно вспоминается известный эпизод из Библии - о поединке, когда Иаков всю ночь борется с “Некто” - с Богом.

“Отпусти Меня, ибо взошла заря”, - говорит Бог.

“Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня”, - отвечает Иаков.

Он, конечно же, не смог одолеть этого “Некто” и навсегда остался с повреждённым составом бедра. Но получил благословение и новое имя.

Ранение в бедро даёт о себе знать и узнику “Крестов”. А его имя - Игорь Рудников - уже более полутора лет звучит по-новому: Несломленный.

“Живу в ожидании радости, - пишет Игорь Петрович. - В тюрьме есть время поразмышлять над подобными категориями. И скажу, что вопреки всему тому, с чем ассоциируется заточение в российском СИЗО - безысходность, отчаяние, безнадёга, грязь, унижения и прочие “стеснённые обстоятельства” - я всё-таки чувствую себя счастливым человеком. Все невзгоды и тяготы меркнут перед мыслью о первых минутах, часах, днях свободы. Предвкушением этого момента можно наслаждаться бесконечно. Оно освещает и согревает самую тёмную и холодную камеру.

Этого не сможет понять и почувствовать человек на воле - мне даже жаль его. Ведь повседневная жизнь вольного человека зачастую сера, уныла, монотонна и предсказуема - со всеми бытовыми неурядицами, мелкими склоками, близко принимаемыми к сердцу, причём настолько, что человек на воле считает себя несчастным. А я в тюрьме - и счастлив. Ежедневно я представляю в мельчайших деталях всё, что увижу, услышу, сделаю на свободе.

Об этом можно думать бесконечно, мысленно рисовать волнительные картины - встретить, обнять любимых, родных и близких людей. Поблагодарить тех, кто не оставил в беде, поддержал. Просто пройтись по городу… Конечно, никто не знает, когда это случится. Но то, что такое произойдёт, не сомневаюсь. И в душе моей всегда светит солнце…”

Победа над зверем

Риторический вопрос: чтит ли наше православное государство обычаи Святой Руси? Без сомнения. А значит, на Пасху (28 апреля в этом году) тюремное начальство должно было угостить арестантов куличами и крашеными яйцами - в честь Воскресения Христова. Так испокон веков повелось на Руси, и патриарх Кирилл, как известно, православную традицию поощряет.

Однако в питерских “Крестах” - а равно и в других российских тюрьмах - пасхального угощения от щедрот священной нашей державы не бывает. И Библию там почему-то не раздают - для душеспасительного чтения, как повелось ещё в Российской империи.

Меж тем, в этой книге сказано: испытания посылаются человеку не ЗА что-то, но ДЛЯ чего-то. Вероятно, для победы над зверем, коварным и многоликим. Но редкие борцы - такие, как арестованный Игорь Рудников, - вступают со зверем в смертельную схватку.

…Вот вспыхнул шерсти обагрённый клок!
Узнай же, инок, -
Себе подобных вызывает Бог
На поединок.

Н. ЧЕТВЕРИКОВА