Суд над калининградскими журналистами Игорем Рудниковым и Олегом Березовским, продолжающийся в Пскове, по-прежнему в центре внимания многих СМИ. Псковские газеты вовсю пишут о “безжалостном Березовском”, который “держит в страхе” калининградское судейство, “АиФ Псков” - о том, что Рудникову инкриминируют “нанесение УВЕЧИЙ 22 представителям правоохранительных органов при исполнении ими служебных обязанностей”. Так создается апокриф. А что же происходит на самом деле? Наши псковские коллеги (а также некоторые свидетели, допрошенные в суде) поделились с нами своими впечатлениями. Самый главный парадокс этого “процесса века” (а в Пскове все утверждают, что ТАКОГО процесса у них никогда еще не было. И вряд ли когда-нибудь будет) - в материалах дела нет ни одного доказательства вины подсудимых, кроме однотипных показаний “потерпевших” сотрудников милиции. Все штатские “свидетели обвинения” говорили о НЕВИНОВНОСТИ подсудимых.

 

Что искал следователь

Кроме того, в ходе суда вскрылся ряд... гм... нарушений (скажем так, чтобы не дразнить гусей; по-настоящему, надо бы употребить гораздо более “конкретное” слово), допущенных сотрудниками Калининградской областной прокуратуры в ходе предварительного следствия. Так, во время обыска в редакции “Калининградских НОВЫХ КОЛЁС” были изъяты некие документы. Обыск проводился в отсутствие адвоката (тот был занят в другом процессе). Г-н Зонина, проводившего данные “следственные действия”, не интересовала финансовая “кухня” газеты - и это было понятно: ранее налоговая инспекция проводила проверку финансово-хозяйственной деятельности “НК”, в ходе которой было установлено, что газета ПЕРЕПЛАТИЛА 150.000 рублей налогов. Но он буквально накинулся на стопку бумаг, которые в “НК” принес С. Ленюк, сын погибшего Л.Ф. Ленюка, который (отец) был партнером по бизнесу г-на Крамаренко, состоящего в законном браке с заместителем председателя Калининградского областного суда О. Крамаренко.

Очевидно, во время обыска предполагалось найти не “доказательства” того, что редакция “НК” совершила что-то плохое - а документы, которые могли бы послужить доказательством ПРАВОТЫ журналистов “НК”.

Изъяв бумаги, г-н Зонин пересчитал их (73 листа), запечатал в пакет. Составлять опись документов он категорически отказался. Заявил, что в прокуратуре в присутствии понятых бумаги снова будут пересчитаны - и составлена опись.

...Опись в материалах дела потом и впрямь появилась, но... в списке таинственным образом не оказалось целого ряда изъятых бумаг. Когда речь об этом зашла в Псковском суде, судья Козловский принял решение ознакомиться с вещественным доказательством со всей тщательностью.

Судебный пристав вскрыл пакет и стал вынимать бумаги, сверяя их со списком, а судья зачитывал каждый документ - под запись в протокол заседания.

- Копия свидетельства о смерти Ленюка Л.Ф., - произнес Козловский.

(Кстати, в суде вскрылось то обстоятельство, что после гибели компаньона владельца, 100% акций предприятия “Катрэ” оказались в руках г-на Крамаренко - супруга покойного уступила ему унаследованный пакет. А это дорогущая земля и офисные помещения в самом центре Калининграда, на ул. Иванникова, 8. Миллион баксов, не меньше. Потом, правда, Крамаренко эти акции переоформил и сейчас он по документам - генеральный директор, а не владелец “Катрэ”.)

- Еще одна копия свидетельства о смерти Ленюка Л.Ф., - продолжил зачитывать документы судья. - Еще копия свидетельства о смерти Ленюка Л.Ф., снова копия свидетельства о смерти Ленюка Л.Ф... Четыре копии!

Подсудимый Рудников - озадаченно: “Одна была!”

Далее идут еще какие-то документы - и снова в “промышленных” объемах по четыре ксерокопии.

Адвокат высказывает предположение: “Документы, изъятые в редакции, в пакет не попали, а ксерокопии лежат для соблюдения количества экземпляров”.

Судья Козловский: “Пересчитаем листы для чистоты эксперимента. Один, два... шестьдесят девять... семьдесят три... семьдесят четыре... восемьдесят... восемьдесят шесть!” (Вместо обозначенных в описи 73!!! Ну и как можно оценивать ТАКОЕ доказательство?..)

 

“Если это не “заказ”

...Впрочем, они (“доказательства”) все - в том же духе. Материал “Мужу судьи палец в рот не клади” был написан в виде интервью с Дм. Ботвиновским - человеком реальным, вменяемым, вполне отвечающим за свои слова. Потерпевший Крамаренко в суде признал, что знаком с Ботвиновским двадцать семь лет. А познакомились они в ресторане, куда Крамаренко заходил отдыхать, а Ботвиновский работал там официантом... Потом много лет они вели совместный бизнес. Казалось бы, Ботвиновский представлял для предварительного следствия большой интерес: он мог бы пояснить, в частности, много ли выпивал г-н Крамаренко, в каком состоянии он уходил из ресторана, как обстояли дела с уплатой налогов и т.д.

В конце концов, ему обязаны были задать хотя бы формальный вопрос: а давал ли он “НК” интервью, или же “взрывоопасная” информация появилась на страницах газеты от его имени, но без его ведома?.. В этом же качестве Ботвиновский должен был, по идее, предстать и перед псковским судом. И искать его, кстати, было не нужно: Ботвиновский отбывает срок в местах не столь отдаленных (а ведь именно со словами: “Помогите, мне шьют уголовное дело!” - он и появился некогда в редакции “НК”).

Но... ни сотрудники Калининградской областной прокуратуры, ни гособвинитель в Псковском районном суде Ботвиновского в упор не видят. Еще бы! Во-первых, он однозначно подтвердит, что давал интервью. Во-вторых, наверняка сообщит ряд подробностей, в оглашении которых потерпевшие Крамаренко как-то вот не заинтересованы...

Подсудимый Рудников спросил у г-на Крамаренко: “Почему вы не потребовали привлечь к уголовной ответственности за клевету Ботвиновского? Хотя бы как соответчика?”

Пауза.

Внятного ответа так и не прозвучало. Зато, в конце концов, гособвинитель сказал, что не отрицает того, что Ботвинов-ский интервью ДАВАЛ.

Далее было еще любопытней.

Ранее г-н Крамаренко отрицал свою причастность к сауне “Акварель”. В суде выяснилось, что сауна-таки принадлежит его предприятию, а он, как гендиректор, утверждает порядок ее работы, штатное расписание и т.д., и т.п.

Рудников поинтересовался у г-на Крамаренко: “Вы преподаете право на юридиче-ском факультете университета. Я обращаюсь к вам именно как к юристу. Газета опубликовала постановление суда о привлечении к административной ответственности некоей Т. Гончарук, которая, будучи администратором сауны “Акварель”, за денежное вознаграждение выступила в роли сутенера, а приглашенная ею проститутка Никонова оказала клиенту платные секс-услуги. Это следует из постановления суда. Да, после публикации в газете постановление было отменено. Хотя сама Гончарук его даже не пыталась обжаловать. Как, по-вашему, должен поступить журналист, когда к нему попадает такой документ? Зная, что сауной заправляет близкий родственник судейского VIPа? Вы сами, на месте журналиста, как повели бы себя? Не стали бы предавать постановление суда огласке - или все-таки опубликовали его?

Крамаренко, подумав, ответил: “Если это не “заказ”, то я бы это опубликовал”.

Вопросы из клетки

...Весьма впечатляющим зрелищем был и допрос потерпевших омоновцев. Во-первых, защита была поставлена в заведомо неравные условия со стороной обвинения. Если обычных свидетелей в суде допрашивают поочередно, вызывая из коридора (так, чтобы они не могли слышать, что говорилось до них) - то все восемнадцать милиционеров сидели в зале. Хотя фактически они выступали как свидетели обвинения. И все равно они путались, противоречили сами себе. Они оказались не готовы к тому, что им будут задавать вопросы “из клетки”. Думали, видимо, отбарабанят текст по заготовленной бумажке, ответят на пару “наводящих” вопросов гособвинителя - и всё. А подсудимые допрашивали каждого чуть ли не по два часа! И вопросов задавали с полсотни. Потерпевшие отказывались отвечать, дерзили (тогда судья напоминал: “Вопрос вам задает подсудимый, но отвечаете вы СУДУ”), краснели, потели, пыхтели... забывали, что говорили пять минут назад, а через час вообще несли совершенно другое... Некоторые - испытывали явную неловкость.

- В чем выражалось физическое насилие со стороны Рудникова? - спрашивал адвокат.

- Ну... - отвечали омоновцы и впадали в ступор, не зная, как “живописать” подробности. Впрочем, и те, кто все-таки “живописал”, в итоге все равно “срабатывали” в пользу защиты. Так, один из потерпевших, командир взвода ОМОН Шумский (тот самый, кто занял место водителя микроавтобуса, когда с таможенного поста на ул. Турухан-ской омоновцы увозили тираж “Новых колес”, без всяких документов, разрешающих им данное действие) браво озвучил легенду: дескать, он сидел за рулем микраша, прозвучала команда, но Рудников не давал ехать, стоя перед микроавтобусом и держась за стойку стеклоочистителя. Когда-де Шумский начал движение, закрыв все двери, Рудников на ходу подбежал к двери, вскочил на подножку, просунул руку в приоткрытое ветровое стекло, схватил его, Шумского, за кисть руки и, причинив мучительную боль, ПОПЫТАЛСЯ ВЫТАЩИТЬ ЕГО ЧЕРЕЗ ОКНО ИЗ ВОДИТЕЛЬ-СКОЙ КАБИНЫ!!!

Рудников спросил: “Какой у вас вес?”

Шумский: “Какое это имеет отношение к делу?”

Судья: “Говорите”.

Шумский: “110 кг”.

Рудников: “А рост?”

Шумский: “Не скажу!”

Судья: “Отвечайте”.

Шумский: “198 см”.

Рудников: “Вы занимались боевыми видами спорта?”

Шумский: “Да”.

Рудников: “У меня рост 173 см, вес на тот момент - 75 кг. Может человек с такими параметрами вытащить вас из окна?”

“Кончай, б..., снимать!”

...Несмотря на очевидную абсурдность версии Шумского, вслед за ним её стали озвучивать все потерпевшие омоновцы. А потом была просмотрена видеокассета, отснятая на месте происшествия сотрудником милиции и приобщенная к делу работниками прокуратуры. На которой видно, что Рудников ДАЖЕ НЕ ПРИБЛИЖАЕТСЯ к Шумскому... что матом не по-детски ругается омоновец (закрывая рукой объектив видеокамеры со словами, адресованными своему же коллеге майору Ефименко, ведущему съёмку: “Кончай, б..., снимать!”) И в этот самый момент к Рудникову и Березовскому кидаются ребята в бронежилетах...

Ничего себе “доказательство ви-ны”?! Особенно если учесть, что видеозапись велась “от” и “до”, но... с купюрами. Некие фрагменты из неё вырезаны. Но даже в этой, явно подкорректированной сотрудниками милиции версии нет ни ОДНОГО ЭПИЗОДА, подтверждающего предъявленные Рудникову обвинения.

Еще один забавный момент: у одного из потерпевших судья спросил: “Вы утверждаете, что Рудников причинил вам физическое насилие. В чем это выразилось? Он вас бил? Толкал?” - “Нет”. - “А что же тогда?”

Омоновец замялся.

- А вы вообще знаете, что такое “физическое насилие”?

- Да.

- Что?

Омоновец не ответил.

В общем, гособвинитель - помощник прокурора Псковского района Великанов пребывает в растерянности. Понятно, что свои позиции он будет отстаивать до конца. Должность у него такая. Положение обязывает. Но не видеть, какую откормленную свинью подложили ему калининградские коллеги, он, конечно, не может. И вряд ли он радуется такому вот “привету из Калининграда”.

Проколы и приколы

 Ну а что собираются делать подсудимые?

- 11 июля завершилось представление доказательств стороной обвинения и стороной защиты, - говорит Игорь Рудников. - До 25 июля объявлен перерыв, подготовка к судебным прениям, затем начнутся прения, а, предположительно, 8, 9 и 10 августа прозвучит приговор. Читать его будут три дня. Придется его слушать стоя. Оценку доказательствам даст суд. Я могу сказать о другом. На суде нами еще будет заявлено ходатайство о прекращении данного уголовного дела, так как изначально в Калининград-ском областном суде было допущено базовое процессуальное нарушение: согласно ст. 447 и ст. 448 УПК РФ, в отношении депутатов и иных государственных лиц соблюдается особый порядок возбуждения уголовного дела. Прокурор области должен внести представление в областной суд. Коллегия судей (не менее трех человек) рассматривает это представление и дает заключение - о наличии или отсутствии в действиях депутата признаков преступления. В начале 2006 года - по заявлениям председателя Калининградского областного суда В. Фалеева и его заместителя О. Крамаренко - судейская коллегия рассмотрела два представления прокурора и дала заключения о наличии признаков преступления.

Но в конце 2006 года все судьи Калининградской области - в том числе и те, кто входил в состав тех коллегий - написали заявления о том, что не могут рассматривать уголовное дело, в котором потерпевшими являются их прямые начальники, т.к. являются ЗАИНТЕРЕСОВАННЫМИ ЛИЦАМИ.

И не исключена возможность, что они волей или неволей будут “держать сторону” своего руководства. На основании этих заявлений заместитель председателя Верховного Суда РФ Карпов принял решение об изменении территориальной подсудности. Но... получается, что заключения о наличии в наших действиях признаков преступления судьи давали, будучи заинтересованными лицами - сами слуги Фемиды в этом признались.

Уже только на этом основании де-ло должно быть прекращено. А ведь это не единственный “прокол”...

“Купец” в камере

 - Cейчас мы с Олегом Березовским находимся на свободе. Отпущены под залог. Прощание с СИЗО было нервным.

Вообще СИЗО - это отдельный мир. Страшны не сложные бытовые условия, не ограниченное пространство само по себе. Неизвестность и ожидание - вот что буквально разрывает душу. И это касается всех. Просто одни стараются не подавать вида, а другие - нервничают в открытую. Молодежь бравирует. “Тебе сколько дают?” - “Шесть”. - “Ха! А мне - девять!”... Но это всё - игра. В напряжении даже те, кто идет по третьему сроку. Потом, в лагере, они расслабятся. А СИЗО - наэлектризованная бетонная клетка. И “чифир”, кстати, там пьют не для кайфа, а для того, чтобы заглушить депрессию.

Для начинающих заваривается “купец”: спичечный коробок чайной заварки на 250 г воды. А настоящий “чифир” - это четыре спичечных коробка заварки (фактиче-ски, пачка чаю) на 250 г воды. Выпил - и не так угнетает будущность. Взбодрился.

Общение там происходит только с сокамерниками. Даже в душ водят только составом камеры. Тех, кто прежде не имел судимостей, не положено содержать вместе с “бывалыми” сидельцами. Но... несудимых мало. Поэтому администрация подсаживает тех, кто по первому разу, к тем, у кого судимости погашены.

Всё в СИЗО сопряжено с особыми “церемониями”. Допустим, утром - заседание суда. В 10.00 или в 11.00. Но уже в 6.30 сидельцу сообщают: “Сегодня суд, готовьтесь”. В 8.00 командуют: “Выходить!” Контролер НИКОГДА не говорит, куда тебя ведут: то ли в душ, то ли к адвокату, то ли на суд, то ли на обыск. Поэтому всё надо таскать с собой. По крайней мере, документы.

Водить заключенных поодиночке вертухаю лениво. Поэтому он набирает заявок на 8-12 человек, забирает их поочередно. Я был в спецкорпусе, его “разгружали” первым, так что я обошел всё СИЗО.

Вдоль коридора, который ведет к “дежурке” (приёмному отделению) имеются специальные каменные ниши -”стаканы”, которые закрываются на железную дверь с мелкоячеистой решеткой. Там можно только стоять, с вытянутыми по швам руками. Идёшь по коридору вдоль “стаканов” и видишь за решётками лица... Напоминает зоопарк.

“Сдай мою волыну!”

- В общем, в 8.20 ты уже в “стакане” - или в “сборнике”.

“Сборник” - это камера (12-14 кв.м), куда набивают от двенадцати до шестнадцати человек. Здесь можно увидеть разных “коллег по несчастью”. Почти все нервно курят, многие перебирают четки - тоже нервно. На каждого приходится не более метра пространства, но обязательно найдется несколько человек, которые по этому метру начнут расхаживать. Два шага вперед - два шага назад, и так безостановочно, как маятник... Кто поспокойнее - читает... Но я таких не видел. Большинство идёт на суд с пустыми руками. Когда я доставал УПК, на меня смотрели, дико удивляясь: “Ого, УПК в руках! Умный, тебе бы адвокатом работать!..”

Час-полтора в “сборнике” ждём милицейским конвой. В 9.15 в СИЗО приезжает автозак (это может быть и старый автобус, вроде “Фердинанда”, на котором муровцы с Жегловым ловили Фокса; могут быть ГАЗ, ЗИЛ, КамАЗ, УРАЛ... или даже новенькая “Газель” - суть от этого не меняется). Стальной корпус, внутри ячейки-”стаканы”. Это сплошной железный ящик с тремя дырками вверху для воздуха. Надо в нём скрючиться, поджать колени. Едешь в полной темноте. Если автозак наскочит на бордюр, ты подлетаешь и разбиваешь голову о потолок.

Милицейский конвой вооружен (в отличие от вертухаев в СИЗО - там все ходят без оружия). В конвое много женщин. Забавно, когда тебя везут из суда, и около парикмахерской автозак притормаживает, одна тетка говорит другой: “Слушай, сдай за меня волыну”. И протягивает свой пистолет, а сама спрыгивает и бежит делать прическу.

...В суде сначала заводят в специальную комнату, и там, в очередном “стакане” ждешь, когда поведут в зал суда.

Последний шмон

- Мы знали, что 2-го июля нам должны менять меру пресечения - освобождать под залог. В четверг 28 июня судья Козловский вынес соответствующее решение. Но, чтобы оно вступило в силу, залогодатель адвокат Баранов должен был приехать в Псков и расписаться в протоколе, что он предупрежден об ответственности. Заседание было назначено на 14.00 второго июля.

Еще с вечера я собрал вещи, приготовился. Девять часов утра, десять... одиннадцать... За мной никто не приходит. В двенадцать принесли обед. Мы его не брали, готовили свой. На кипятильнике в камере можно и чай вскипятить, и суп сварить... Сокамерник говорит: “Покушай!” Поели. Помыл миску. 12.30, 13.00... Напряжение внутри тебя, кажется, 1000 вольт. Думаю: что такое? Обстоятельства изменились? Суд отложили? Сокамерник тоже нерв-ничает, переживает за меня.

В 13.30 не выдерживаю. Нажимаю кнопку вызова контролера (в каждой камере есть такая). Открывается “кормушка” - окошко в двери. Контролер спрашивает:

- Что надо?

- У меня сегодня в 14.00 должен состояться суд. А за мной не приходят.

- А вам утром объявили, что суд будет?

- Нет.

- Значит, не будет суда...

- Вы все-таки позвоните в дежурку.

Дама-контролёр позвонила. Говорит:

- Ну да, не будет суда.

Сел. Не двигаюсь. Думаю: ну всё, опять кто-то вмешался... И вдруг, буквально через пять минут контролер объявляет: “Собирайтесь, за вами идут”.

За пятнадцать минут меня вывели. Уже с вещами. Сдал их в тюремную “камеру хранения” (там есть такая, специальная). На суд приехали с опозданием. Меня завели в клетку, закрыли...

Судья начал заседание. Адвокат был на месте, расписался в протоколе. Судья распорядился: “Выпустить подсудимых из-под стражи”. Мы вышли, сели на лавочку... Свобода!

Около 16 часов на машине Балынского, председателя Псковского профсоюза военных пенсионеров, вернулись в СИЗО, за вещами. Там снова был обыск - правда, теперь шмонали только наши пожитки (как будто можно из СИЗО вынести что-то секретное!). Сотрудники СИЗО провожали нас грустными взглядами. Руки пожали на прощание, но радости не разделили. Они-то остались ТАМ. Да, они не сидят, а охраняют, но этот мир - един, для тех, кто находится по разные стороны решетки...

Мы получили паспорта, вышли... сделали первые звонки по мобильнику родным и близким. Светило солнце. На память мы решили сфотографироваться на фоне СИЗО. Но тут же выскочил охранник: “Не имеете права! Нельзя фотографироваться на фоне режимного объекта”... Хотя мы этот самый объект знали вдоль и поперек изнутри. Но теперь мы были “чужие”.

День рождения в суде

- Следующее заседание суда состоялось 4-го июля, в день моего рождения. Я знаю, что многие мне звонили, хотели поздравить, но телефон был выключен, т.к. я находился в процессе.

По поводу своего освобождения мы не питаем особых иллюзий. Это всего лишь изменение меры пресечения. И мы по-прежнему очень уязвимы. Ну а что касается будущего - делать какие-либо прогнозы и нереально, и не принято. Остается лишь ждать - и готовиться к прениям.

Д. Якшина