Новые колёса

Новые колеса / ФСБ против Рудникова / ПОСАДИТЬ И УБИТЬ. Рудников убеждён, что генерал Леденёв пошёл на провокацию из чувства мести

ПОСАДИТЬ И УБИТЬ.
Рудников убеждён, что генерал Леденёв пошёл на провокацию из чувства мести


О событиях беспредельной ночи с 1 на 2 ноября 2017 года, которые произошли в Калининграде с учредителем и главным редактором газеты “Новые Колёса”, написали десятки журналистов. В своих отчётах они вплоть до минуты разложили хронологию всего произошедшего. Люди в масках, наручники, избиения, обыск, врачи “скорой помощи”...

А как происходил допрос у следователя Кошелева - об этом знают немногие. Сам Кошелев, Игорь Рудников и его адвокат.

Итак, слово Игорю Рудникову...

На заседании в областном суде. Арестованный депутат Игорь Рудников общался с судьёй и своим адвокатом через телетранслятор, находясь в СИЗО. 16 ноября 2017 года

Глава I

В трусах по ФСБ

“У меня нет очков!”

...В шесть утра 2 ноября меня привозят на Генделя.

По коридорам управления ФСБ, мимо золочёного бюста Дзержин­ского я иду в трусах, но под конвоем масок с пистолетами. Кто ещё гулял по ФСБ в трусах?

На третьем этаже меня заводят в кабинет следователя СК Андрея Кошелева. Мой вид его не смущает. Подчинённый генерала Леденёва начинает оформлять протокол задержания. Так что теперь, согласно материалам уголовного дела, я задержан не в 14 часов 1 ноября, а в шесть утра 2 ноября. И в ФСБ, как позже заявил на суде следователь Кошелев, я пришёл сам, без приглашения, в трусах.

Прошу вызвать адвоката и не отвечаю на вопросы Кошелева.

- Не хотите, - улыбается следак, - оформим и так.

Раздаётся звонок - адвокат вышел на связь и готов приехать через полчаса. Но Кошелев не хочет ждать, нет времени. Пишет протокол, отвечая на свои же вопросы. Совсем уже издевательство.

- У меня нет очков - отвечаю всё‑таки, - без них я не вижу.

- Не хотите? Так и запишем! - смеётся Кошелев.

“Не просил никаких денег?”

Генерал Леденёв

Наконец появляется адвокат Вышинский. Нам позволяют поговорить в коридоре, рассказываю ему обстоятельства и детали. Олег Николаевич предлагает свои очки - у него тоже близорукость.

Возвращаемся в кабинет. Начинается допрос. Следователю не нравятся мои ответы.

- Что значит, не видели ничего у Леденёва? Не просил никаких денег, в глаза не видел и не прикасался? Вообще не получал? - Кошелеву уже не хочется шутить. Он зол и срывается.

- Лучше признайтесь во всём. Я хорошо к вам относился, а вы мне тут рассказываете о своей непричастности, да ещё так складно...

Адвокат предлагает сделать перерыв. Он принёс с собой зубную щётку и пасту - нас отводят в туалет ФСБ. Я умываюсь одной рукой - левая в гипсе.

Допрос продолжается шесть часов. В 10 утра с проходной звонят: Рудникову принесли вещи. Это Александр Захаров поделился одеждой. В сумке - штаны, шерстяной свитер, шерстяные носки, куртка-ветровка, шапочка. Теперь я чувствую себя человеком.

Камера №6

К полудню меня находит мой помощник Эдуард - с моими вещами и очками. Он долго ждёт, его не пропускают и не берут вещи. Только в 14 часов мне передают родную одежду и я обретаю зрение. Следственные действия в кабинете Кошелева заканчиваются в 16 часов, и меня везут в изолятор временного содержания - ИВС в двух шагах от УФСБ, тоже на Генделя, и тоже в старом немецком здании.

Но здесь нет сверкающей мраморной лестницы и по-дорогому облицованных коридоров - кажется, с 1945 года ничего не ремонтировалось, не красилось, только ветшало.

ИВС расположен на втором этаже. Тяжёлая железная дверь с тюремными глазком. Полицейские вежливо встречают нового сидельца.

Сначала обыск - я раздеваюсь до трусов (опять до трусов!), а вежливые люди в погонах тщательно прощупывают каждый сантиметр моего прикида. Затем фотографирование - почему-то в анфас. Далее отпечатки пальцев. В завершение процедуры - запись о телесных повреждениях. Резонно. ИВС чужая слава не нужна. Наконец выдают матрас подушку, постельное бельё - и отбирают (на хранение) шнурки из кроссовок. Поясной ремень я отдал адвокату в ФСБ.

Последний штрих - расписываюсь в книге учёта. В соседней графе фамилия “Дацышин”. С тюремным скарбом меня отвозят в моё теперешнее обиталище - камеру №6.

Американский детектив

За старинной железной дверью с квадратным окошком (“кормушкой”) узкая комната с высоким потолком. На противоположной стене - окно с решётками, свет сквозь него не пробивается. Горит лишь тусклая лампа над входом. Стены покрыты шершавой штукатуркой (шубой) выкрашенной в грязно-жёлтый цвет. Слева от входа выступ, на который можно поставить алюминиевую кружку, внизу - огромный алюминиевый чан с крышкой. Этот туалет, по тюремному - параша. В него ходят по-малому и по-большому. И утром выносят в настоящий туалет. Посмотрев на мою левую руку (она загипсована от локтя до кончиков пальцев) полицейские вздыхают и говорят, что я могу ходить в обычный туалет, они проводят. Как исключение.

В камере две трети пространства (от стены до стены) занимает возвышение, которое и есть “кровать”. На него раскладывается матрас, подушка, одеяло. Прохладно. Полицейские приносят второе одеяло. Напротив моей камеры - стеллаж с потрёпанными книгами. От “Терминатора” до Ирвинга Шоу. Библиотека. Беру на всякий случай томик американского детектива.

Кусочки курицы

Игорь Рудников

- Сейчас у нас ужин, - сообщают радушные хозяева. - Еда хорошая, готовят в городской столовой. Те, кто уже бывал в СИЗО, говорят, что у нас кормят лучше.

Действительно, через 10 минут открывается кормушка, и мне передают в пластиковых коробочках салат из свеклы и капусты, гречневую кашу с кусочком курицы. Всё холодное, но съедобное. В кружку наливают кипяток с пакетиком чая. Окошко закрывается, и я поглощаю, впервые за два дня, пищу.

Казённый харч в полумраке идёт под мелодии какой-то радиостанции. Попса гремит во всех камерах, но веселее не становится. Я вспоминаю о жалобах в СИЗО на громкую музыку с утра до вечера и понимаю, что музыкальная программа в ИВС - ещё цветочки. Тем более, что больше двух-трёх суток здесь не держат. Выпить чай я не успеваю. Дверь камеры распахивается и мне командуют:

- На выход. Без вещей.

На пороге переминается знакомый опер ФСБ и парочка масок.

Возвращаемся в кабинет Кошелева. Следователя смутили мои замечания к протоколу допроса - я перечислил все побои, которым подвергся во время задержания на Колоскова и по дороге в редакцию. Да ещё упоминание об обследовании в больнице...

Шутки про морг

Кошелев, на ночь глядя, решает везти меня к судмедэксперту, чтобы тот внёс “окончательную ясность”. А главное, ответил, позволяет ли состояние моего здоровья находиться в СИЗО. Адвокат Вышинский разводит руками: у нас на каталке в камеру отвезут. И вручает мне пакеты - он успел прикупить полотенце, яблоки, бананы и орехи.

От Генделя до Невского добираемся почти час, центр Калининграда вечером - сплошная пробка. Комплекс зданий судебной экспертизы выглядит безжизненным. Что вполне логично. Но оперу ФСБ нужен живой эксперт. Он долго колотит в двери и окна, пока в одном не вспыхивает свет. Опер проникает внутрь и возвращается только через полчаса.

Меня ведут в нужный кабинет. Из-за стола поднимается жизнерадостный молодой человек в очках и белом халате. Он - сама доброжелательность, шутит про морг, просит меня раздеться - для осмотра. Его сильно смущает моя загипсованная рука. Похоже, о ней опер ФСБ забыл сказать.

- У него здоровая рука, - силовик успокаивает эксперта. - Этот гипс можно было не накладывать. Видите, гражданин здоров как бык...

Я возражаю, поясняя, что гипс наложили после рентгеновского обследования. Есть заключение врача. Эксперт роется в бумажках и наталкивается на нужную справку. Вопросительно смотрит на опера. Тот рассказывает про врача, который якобы сказал, что рука здоровая.

- Но он не делал рентгеновского снимка, - снова возражаю.

Кровоподтёк на плече

- Может, вы сделаете ещё одно рентгеновское обследование? - мнётся эксперт.

Его взгляд упирается в кровоподтёк на моём плече.

- Это ушиб мягких тканей, ничего страшного - успокаивает сам себя эксперт.

- В общем, мне нужно заключение до 10 утра, напирает опер. Третьего ноября состоится суд, где будет определяться мера пресечения. ФСБ настаивает на аресте. И ничто не должно этому помешать.

- Заключение сделает комиссия, - как бы извиняется эксперт.

Я понимаю, что показывать комиссии меня не будут, а эксперт против ФСБ не пойдёт.

Рядом светится корпус БСМП с рентгеном, но мы проезжаем мимо. В ИВС готовятся к отбою. Я устраиваюсь на каменном топчане, но даже после бессонной ночи глаза не смыкаются. Думаю о том, что произошло. Какой-то СЮР. Не может такого быть. Хотя, почему не может? С героями публикаций в нашей газете такие истории приключаются постоянно. Полгода назад, когда “Новые колёса” рассказали о дворце генерала Леденёва на берегу Верхнего озера, коллега московский журналист мне сказал: “Тебя посадят! Или убьют. Такое не прощают...”

Вот посадили. И срок уже примеряют - до 15 лет лишения свободы. Наёмному убийце Каширину, который напал на меня в кафе “Солянка”, судья Алиева отмерила полтора года поселения. За пять ножевых ранений депутату-журналисту. А за разоблачение коррумпированного генерала - в десять раз больше. Каковы шансы выйти живым из тюрьмы через 15 лет?

Вести-Калининград” опубликовали видео задержания депутата и журналиста Игоря Рудникова 1 ноября 2017 года, а также обыска в редакции газеты “Новые колёса”. На сайте ГТРК появляется комментарий, который потом растиражировали и некоторые другие средства массовой информации. Мол, в кадрах, отснятых операторами ГТРК видно, что Рудникова заводят в редакцию без наручников. Какие могут быть вопросы по поводу избиений, если Рудников ведет себя спокойно и даже улыбается...

Хотелось бы спросить у директора ГТРК “Калининград”, уважаемого Николая Валерьевича Долгачёва, как бы лично себя он повёл, если бы костоломы в масках из ФСБ заломали ему руки и провели его по центру города. Точно так же, как Рудникова.

P.S. Весь цинизм ситуации заключается в том, что всё это от начала до конца - спектакль, срежиссированный фээсбэшниками и объективными журналистами с ГТРК. Они расписали все роли заранее. За пять секунд до этого эпохального “прохода” люди в масках буквально содрали с рук Рудникова наручники. Не расстёгивая их (так спешили успеть ради нужного кадра, что ключ в замок наручников вставить никак у них не получалось). При этом костоломы очень серьёзно повредили левую кисть журналиста Рудникова...


Глава II

Провокатор

Шесть масок

Так что Леденёв поставил цель - и посадить, и убить! Тот самый Леденёв, под руководством которого разваливалось уголовное дело о покушении, и по вине которого на свободе разгуливают преступники - организатор, заказчик и их подельники.

...Свет в камере не гаснет никогда. Охранник поглядывает в глазок всю ночь. В шесть утра включается радио. Звучат задорные песни и реклама. Подъём. После завтрака встреча с адвокатом. Олег Вышинский делится новостями. Председатель областной Думы Марина Оргеева сообщила СМИ, что здоровью депутата Рудникова ничто не угрожает.

Губернатор Алиханов дал интервью ГТРК Калининград: силовики показали ему видео (средства объективного контроля), и теперь у Антона Андреевича нет сомнений.

Адвокат следит за моей реакцией. “Вы готовы бороться?” Я отвечаю: “У меня нет другого выхода”.

Вышинский говорит, что изучил текст обвинения. И в нём нет оснований для обвинения. Нет вины, которую СК и ФСБ пытаются инкриминировать мне. До заседания суда ещё пять часов, адвокат уходит собирать необходимые документы, а я пишу в камере возражения. В полумраке.

Сразу после обеда: “С вещами на выход”. Приехала знакомая команда ФСБ. Шесть масок, опер, чёрный блестящий микроавтобус “Фольксваген” с тонированными стёклами.

Домашний арест

Александр Дацышин

Подъезжаем к суду Центрального района Калининграда. Злая ирония - здесь идёт позорный процесс над киллером Кашириным. У калитки толпятся журналисты - они хотят попасть на другой процесс. Когда меня ведут по коридору, в другом зале уже сидит Александр Дацышин. Прокурор просит взять его под домашний арест.

Адвокат Сергей Баранов просит отпустить подзащитного под денежный залог - 10 миллионов рублей. Судья отправит Дацышина под домашний арест. Бегло просматриваю обвинительное заключение - судья Катышевский дал 45 минут, чтобы прочитать почти 200 страниц машинописного текста. Дацышин признал свою вину частично. К нему в офис в торговом центре “Европа” приходил генерал Леденёв со скрытой видеокамерой и просил помочь договориться с Рудниковым. Чтобы газета перестала публиковать позорящие материалы. А Дацышин, не подозревая о том, что проситель его записывает, говорил, что Рудникову надо заплатить 50 тысяч долларов. Я в шоке!

История с особняком

Увы, мои встречи с Дацышиным не записывались. В материалах дела только формулировки “в неустановленное время”, “в неустановленном месте” Рудников вступил “в преступный сговор” с Дацышиным. На суде говорю о фактах. Все материалы о Леденёве опубликованы полгода назад. Всё сказано. Ничего нового уже не напишешь. Более того, москов­ское руководство Леденёва не нашло нарушений закона в действиях генерала при рассмотрении уголовного дела о покушении на меня. Даже в истории с особняком на Верх­нем озере не увидели ничего криминального. Поэтому он продолжает руководить следственным управлением. В сентябре Леденёва награждает председатель СК РФ А. Бастрыкин. В общем, нечего ему бояться. Потому и нет заявлений о клевете, нет исков о “защите чести и достоинства”. Нет угрозы увольнения с занимаемой должности, нет и оснований для вымогательства. Это юридически прописная истина.

А вот желание отомстить у Леденёва было. Он разработал план провокации - инсценировки вымогательства.

На скрытую видеокамеру

Генерал Леденёв

В сентябре генерал начинает названивать со своего личного мобильника (не со служебного телефона) бизнесмену Дацышину и в частном порядке просит урегулировать давно урегулированную на самом верху проблему.

Представляете, генерал следственного комитета России бегает в бизнес-офис Александра Дацышина в ТЦ “Европа”, хотя мог бы пригласить к себе в кабинет - и Дацышин бы приехал. Но Леденёв понимает, что у себя в управлении он не услышит от крупного предпринимателя нужных слов о сделке. Поэтому проситель Леденёв сидит у Дацышина, восхищается его бизнес-успехами и просит по-деловому “решить вопрос”. И так происходит неоднократно, пока генерал не услышал того, чего хотел услышать - и записать на скрытую видеокамеру. Дацышин не подозревал о подвохе. Он позвонил мне и сообщил о просьбе Леденёва, Предложил встретиться у него в офисе и обсудить конфликтную ситуацию. Я отказался, сказал, что это неправильно. Тогда Дацышин спросил, какие у меня претензии к Леденёву. Я подробно стал рассказывать. Я написал и передал Дацышину. Вот эти пункты.

1. Переквалификация уголовного дела со ст. 105 УК РФ на ст. 277 УК РФ (покушение на жизнь государственного и общественного деятеля).

2. Признать меня потерпевшим по уголовному делу, выделенному в отдельное производство в отношении всех участников преступной группы, от исполнителей до организаторов и заказчика.

3. Возбуждение уголовного дела в отношении подельников киллера А. Каширина - М. Васюка и А. Боротова, а также организаторов преступления А. Мирова и Р. Иминова.

Разговор наедине

Через несколько дней мне снова позвонил Дацышин. И попросил прийти к Леденёву в кабинет в следственное управление СК РФ на ул. Фрунзе, 60 “а”.

- Виктор Александрович готов обсуждать эти пункты... - сообщил мне Дацышин.

18 сентября в присутствии моих представителей М. Золотарёва и В. Кравченко генерал Леденёв сказал, что 25 сентября направит материалы дела в прокуратуру - для переквалификации. Когда мы остались наедине, Леденёв изъявил желание отблагодарить меня. На что я категорически заявил: “Мне ничего не надо. Благодарите Александра Ярославовича”.

Теперь я понимаю, что Леденёв пытался завершить провокацию и всучить мне деньги. Не получилось. И генерал ещё полтора месяца думал, под каким предлогом всё-таки передать деньги журналисту и представить его вымогателем. Наверное, тогда родилась эта изумительная конструкция - с копиями документов, подтверждающих позицию следственного комитета по переквалификации.

Обещание Дацышина

25 сентября Леденёв звонит мне опять же со своего личного мобильника и говорит, что подписал письмо сопроводительное на имя прокурора области и отправил материалы дела.

Я пытался получить копию этого письма. Сотрудник Леденёва его показывает, но не даёт - посылает в прокуратуру. Мол, там сделаете копию. Неделю я обиваю пороги прокуратуры, дважды встречаюсь с и. о. прокурора области А. Фёдоровым. Бесполезно. Говорю Дацышину, что Леденёв динамит, зная, насколько важен этот документ - его надо было приобщить к материалам уголовного дела по Каширину. Чтобы убедить судью в необходимости возвращения рассматриваемого дела в прокуратуру - для объединения двух уголовных дел, переквалификации на ст. 277 и расследовать их силами ФСБ.

Вот куда надо бы направить силы и прыть оперов и масок с пистолетами.

Дацышин обещал заполучить документ у Леденёва - после возвращения в Калининград.

Время, необходимое для важных процессуальных действий по делу о покушении, стремительно уходило.

В кафе “Pro Sushi”

31 октября 2017 года мне позвонил Леденёв и сообщил, что прокуратура отказала в переквалификации на 277 статью. Я спросил: “Почему?”.

Леденёв отказался говорить по телефону и предложил встретиться. Я попросил привезти также копию ответа прокуратуры.

Около 19 часов Леденёв позвонил и сказал, что ждёт меня около кафе “Pro Sushi” напротив редакции. На встречу я пришёл с издателем газеты Светланой Березовской. Во время разговора она сидела за другим столиком. Леденёв сказал, что документы не привёз, сказал - завтра.

Уточняю, какие документы. Он называет: письмо в прокуратуру и ответ прокуратуры. С утра у меня ожидаются медицинские процедуры. Поэтому прошу принести их после обеда.

Леденёв может до обеда, потом - занят. Сходимся на том, что он передаёт бумаги через издателя газеты Светлану Березовскую. Зову её и говорю: “Завтра этот мужчина передаст вам документы”. Леденёв уточняет: “Пакет с документами”.

А завтра спецоперация вступит в завершающую стадию. Начались закрытия, обыски, аресты...

“Меня окружили люди в масках”

Всё стало понятно, когда позвонила Светлана: “Меня окружили люди в масках”.

Я позвонил Леденёву: “Что происходит?! Почему задержали сотрудника газеты?!”

- Меня тоже задержали, - бесстрастным голосом произнёс генерал-актёр.

- За что?

- За то, что я вам передал документы.

- Какие документы?

- Которые вы просили. Письмо в прокуратуру и ответ прокуратуры. И ещё 50 тысяч долларов.

Леденёв говорил под запись - для будущего протокола в уголовном деле. Прежде он никогда не упоминал слово “деньги”, “доллары”.

- Я не просил у вас деньги. Это провокация! - успел прокричать я и разговор прервался.

Чёрный галстук

Первое желание - ехать в это кафе выручать Светлану. Но было понятно, что меня к ней не подпустят. И наверняка меня уже ищут. Так что оставшиеся полтора часа я занимался вызовом адвокатов, звонками нашим юристам. Около двух часов дня во дворе дома на Колоскова появились полицейские машины и чёрные легковушки ФСБ. По лест­нице затопали ноги, стук во все двери подряд, кроме двери квартиры, где находился я. Потом лестница заполнилась голосами жильцов - людей спешно выводили на улицу. Эвакуация! Оказывается, чтобы задержать журналиста, ФСБ объявило о том, что дом заминирован.

Я вышел на лестничную площадку - навстречу мне шёл молодой человек в чёрной куртке поверх такого же чёрного костюма с чёрным галстуком. За ним поднимались по ступенькам спецназовцы в масках ФСБ, вооружённые пистолетами.

- Взять его! - скомандовал фээсбэшник в чёрном.

Глава III

Камера пыток

Жертва из комитета

...Ночью 3 ноября те же маски, что производили задержание и зверски избивали, привезли меня на улицу Ушакова в СИЗО-1.

Десять лет назад я уже провёл здесь одну ночь. Тогда меня арестовали за то, что я якобы избил 22 омоновца. Теперь жертву из себя изображает генерал следственного комитета.

В СИЗО врач фиксирует побои, сотрудники тщательно обыскивают. Выдают новое нательное бельё, матрас, подушку, одеяло, полотенце, туалетные принадлежности, алюминиевую кружку и ложку. Отводят в камеру на первом этаже - здесь карантин.

Камера двухместная, с двух­ярусными нарами. Но жить я буду один, без сокамерника.

СИЗО давно спит, отбой в 22.00. Но в камере свет не гасится никогда - светло, можно книгу читать. Из убранства стол со скамейкой (привинчены к полу), зарешеченное окно с непрозрачным стеклом, умывальник (холодная вода), зеркало, кабинка туалета, батарея (холодная) у двери, две розетки. Над дверью видеокамера, радиоточка. Площадь - 3,5 на 2 метра.

Решётка и небо

Подъём в 6 утра. Утро начинается с того, что вспыхивает яркий свет на потолке, а за окном кричит-поёт “Авторадио”. Через полчаса к нему подключается “Наше радио” - оживает радиоточка в камере. И эта какофония продолжается весь день - до отбоя.

Чтобы прочувствовать на себе, что это такое, надо включить в одной комнате на полную громкость два радиоприёмника - на разных волнах.

Логика администрации СИЗО - не позволить сидельцам перестукиваться в камерах и переговариваться в прогулочных двориках. Узников каждый день выводят на час на свежий воздух - по сути, в ту же камеру. Но вместо потолка - решётка и небо.

Чтобы не сойти с ума от этой дискотеки, затыкаешь уши чем придётся. Так что беруши - важнейшая вещь в СИЗО. Но и они не спасают.

Хозяин тюрьмы

В 6.30 утра развозят завтрак - в “кормушку” юный зэк протягивает миску с жидкой пшённой кашей, четыре куска хлеба (на весь день) и предлагает налить молока. На обед будет водянистый борщ и сечка с хлебной котлетой. Ужин - перловка с куском неизвестной рыбы, чай. Утром и вечером - проверки. В камере должен быть порядок, постель заправлена строго по образцу. До отбоя ложиться-садиться на нары запрещено. Можно только стоять, ходить или по-воробьиному сидеть на лавочке, ширина которой чуть больше авторучки.

Приходит начальник СИЗО, спрашивает, есть ли жалобы. Жалуюсь на музыку и прошу книги из тюремной библиотеки. Подполковник обещает после карантина (через 10 дней), а музыка - такой порядок.

- Новости ещё передают, - замечает начальник.

У него строгий вид.

- За нарушение распорядка мы наказываем, - предупреждает хозяин тюрьмы и уходит. Наказание - это “одиночка” или “карцер”.

Музыкальная шкатулка

В баню водят камерой. Но так как я один, то посещаю знакомое место в компании охранника. Баня - это душевая в подвале. Вода горячая, в условиях СИЗО - почти СПА-процедуры, расслабляет и успокаивает. На второй день принесли передачу с воли. Теперь я одет и обут на все случаи здешней жизни. Жаль, книги сюда не позволят передать. Заняться самообразованием, похоже, не получится. Время в СИЗО убивают в прямом смысле слова. Оно тянется мучительно долго. Драгоценное время.

6 ноября 2017 года. За окном заорало “Авторадио”.

Подъём в 6 часов утра. Вспыхивает яркий свет. В камере холодно. Сплю в шапке, в двух свитерах, штанах и носках. Казённое одеяло не спасает. Но ад ещё не наступил. В камере ещё не врубили рок-музыку.

В 6.15 приносят овсянку. Ем, потому что горячая. Ещё наливают кружку горячей воды.

В 6.30 начинается ад. Включают динамик в камере - и “Наше радио” разрывает голову, децибелы как на ночной дискотеке. Камера пыток “Музыкальная шкатулка”. Нажимаю кнопку вызова охранника. Он появляется через полчаса, выслушивает через окошко в двери и уходит. Музыка продолжается...

И. Рудников