Наша сегодняшняя “прогулка” - по Кёнигсбергу семнадцатого года. Точней, семнадцатых годов разных столетий.

Эпидемия “испанки”

Ничем фатальным, в общем-то, эти года не отмечены. Но некоторые тенденции, тем не менее, наблюдаются. Семнадцатый год чаще всего был “промежуточным”.

Так, 1417-й пришёлся аккурат между 1416-м, отмеченным жутким голодом и эпидемиями чумы и холеры, и 1418-м (когда на Троицу ударили заморозки, а лето было дико засушливым, что привело к неурожаю и массовому голоду).

1517-й тоже был “между”: в 1516‑м выдалась на редкость суровая зима, а летом стояла засуха - в 1518-м наблюдалась та же картина...

Зима 1916-1917-х была долгой и холодной, но катаклизмов не произошло - они случатся здесь в 1918‑м. И революция, и эпидемия гриппа-“испанки”, унесшая тысячи жизней - всё будет в восемнадцатом...

Ересь и угроза православию

Что касается событий историче­ских, то и здесь семнадцатые года как бы “проскочили между капельками”. То ли что-то заканчивая, то ли - предваряя...

Так, в 1517 году русский посол Д. Загряжский ратифицировал в Кёнигсберге договор, заключённый между Пруссией и Государством Московским.

Конечно, “окно в Европу” после этого ещё не открылось: русские послы “за морем” чаще всего находились в изоляции, вызванной как языковым барьером, так и органическим недоверием “принимающей стороны” к московитам. Да и сами русские дипломаты к общению с “иноверцами” особо не стремились: Запад оставался для них крайне подозрительным - как источник ереси и угрозы православию.

Указ царя

Но “русская нота”, зазвучав в XVI веке, не заглохла. В 1717 году Кёнигсберг посетил Пётр I. Это был его последний визит в столь любимую им Восточную Пруссию. Годом раньше Петр подписал указ “О посылке в Кёнигсберг молодых подьячих для научения немецкому языку”.

33 русских юноши прибыли в Кёнигсберг, чтобы учиться в частной школе профессора Стеофаса, а затем в Альбертине.

Кстати, в том же 1717 году прусский король Фридрих Вильгельм I издал Указ об обязательном посещении школ. Родители, согласно Указу, должны были посылать детей на учёбу ежедневно зимой и не реже двух раз в неделю летом. Семьи, не имеющие средств на оплату обучения, получали пособия из фонда общественного призрения.

Драться на дуэли

Пётр I высоко оценил указ своего “брата”. В свой черёд, за годы царствования он “прогнал” через заграничную школу несколько тысяч русских юношей. Кёнигсбергский университет, ближайший к российским границам, пользовался у “московитов” особенной популярностью. Тем более, что им повезло: именно в 1717 году Фридрих Вильгельм I издал ещё один указ - запрещающий студентам драться на дуэли, курить табак и устраивать попойки.

Отменялась “депозиция” (унизительная и чреватая серьёзными увечьями процедура “посвящения в студенты”), запрещался “пеннализм” (нечто вроде дедовщины - зависимость младшекурсников от старших), упразднялись национальные коллегии - землячества.

Запрет на банкеты

За ночные вылазки и драки с горожанами и стражей студентов отныне должен был судить обычный, а не университетский суд.

Профессорам запрещалось устраивать банкеты по случаю защиты докторской диссертации (то есть студентов избавляли от печальной необходимости на эти банкеты скидываться).

Вводились выпускные экзамены на философском и теологическом факультетах - для будущих педагогов и священников, а юристов переориентировали со скрупулёзного рассмотрения римского права на изучение действующего государственного права - и международного.

То есть в Альбертине РЕАЛЬНО было чему научиться. Кстати, большинство “птенцов гнезда Петрова”, пройдя в Кёнигсберге курс университетских наук и вернувшись обратно на родину, были приняты на службу в различные правительственные учреждения и отправлены по зарубежным дипломатическим представительствам.

Русские ворота

1717-й был отмечен ещё одним событием. В этом году в Кёнигсберге снесли Кальтхофские ворота. На их месте были построены Гумбинненские (русскими инженерами в период оккупации Восточной Пруссии в ходе Семилетней войны), в 1811-м получившие название Королевских.

Ещё через 30 лет их разрушат, а на их месте в 1843 году прусский король Фридрих Вильгельм IV заложит первый камень в основание тех ворот, которые называются Королевскими сегодня.

Пожар и Гофман

В 1817 году для всех студентов Кёнигсбергского университета был введён значок “Альбертус”. Других крупных событий в истории города не случилось. Разве что второй раз за время своего существования загорелась Новая Росгартенская кирха: молния вновь, как и в 1697 году, попала в башню, хотя там уже был установлен громоотвод.

Горела кирха сильно: расплавились даже металлические оконные перемычки.

Да, и в этом же году чуть не сгорел Эрнст Теодор Амадей Гофман - правда, не в Кёнигсберге, а в Берлине. Там неожиданно вспыхнул театр, в котором шла опера Гофмана “Ундина”. Театр сгорел дотла.

К счастью, пожар не перекинулся на дом напротив, в котором Гофман занимал квартиру - иначе он остался бы разорённым.

В этот же год Гофман обрёл литературную и музыкальную известность.

Поездка в Тильзит

В 1917 году в Кёнигсберге к 175‑летию Гофмана была проведена Неделя чествования.

Шла война. В изголодавшейся, измученной стране дети рождались без ногтей и волос. Юноши - будущее “потерянное поколение” - лишались иллюзий жизни и на Западном фронте, и на Восточном, а на театральных сценах города шли спектакли по произведениям Гофмана. Тогда же известный немецкий драматург Зудерман читал перед огромной аудиторией своё эссе “Поездка в Тильзит”.

В этом же году С. Кауэр высек из мрамора бюст Э. Людендорфа, военного и политического деятеля Германии. Бюст установили в вестибюле Кнайпхофской ратуши, а после окончания первой мировой перенесли его в Кёнигсбергскую картинную галерею. Где он и погиб в августе 1944-го в результате бомбардировки города английской авиацией.

Рыцарь в небе

Бюст Людендорфа был исполнен художественных достоинств, но интереснее другое: в том же 1917 году скульптор В. Розенберг изваял в бронзе бюст кёнигсбергского военного лётчика Фрица Румея.

Румей родился в Кёнигсберге в 1891 году. В 1914-м попал на Восточный фронт, воевал в пехоте, получил за доблесть “Железный крест” 2-го класса.

В 1915-м поступил в лётную школу, по окончании которой был направлен на Западный фронт. Очень быстро занял пятое место среди истребителей-асов, а затем и вовсе вошёл в “золотой триумвират”. На его счету к 1917 году числилось 45 сбитых самолётов противника.

Но главное - даже враги отмечали, что в бою он вёл себя как рыцарь: он никогда не стрелял по противнику, если тот, покинув горящий самолёт, спускался на парашюте.

Парашют не раскрылся

Тогда, в небе первой мировой, рыцарство ещё проявлялось. Асы знали друг друга по именам - и уважали врага, который хоть и дрался насмерть, но был благороден...

Бюст Румея был установлен в холле Кнайпхофской ратуши.

Кстати, Румей в это время был ещё жив. Он погибнет позже, в сентябре восемнадцатого, в бою с английским лётчиком Дж. Лоусоном.

Румей задел крылом самолёт Лоусона и загорелся. Выпрыгнул с парашютом. Лоусон по нему не стрелял. Но парашют Румея не раскрылся... Разбившемуся асу было двадцать семь лет.

Трагедия и фарс

Кстати, те немногие немецкие асы-истребители, кто уцелел в первую мировую, были в ужасе от своих “коллег”, которые расстреливали с воздуха колонны беженцев в сорок первом или “утюжили” санитарные поезда. Они, “последние из могикан”, были воинами - но не убийцами безоружных. С такими, как Румей, умирал дух рыцарства...

Вообще же в Восточной Пруссии в декабре 1916-го очень ждали наступления Нового 1917 года. И верили, что он непременно окажется лучше, счастливее... В России в это верили тоже. Бог даст, история не повторится. Ни как трагедия, ни как фарс.

Ну а наши “прогулки” - продолжаются.

Д. Якшина