Кто из мальчишек в детстве не мечтал стать космонавтом или лётчиком? Однако добиться этого получается далеко не каждому. Пилот - профессия уникальная. Кроме безупречного здоровья, лётчик должен обладать множеством качеств - быстрой реакцией, выдержанностью, железной волей и бесстрашием. Но самое главное - он должен быть личностью.

1.100 часов в воздухе

56-летний житель Калининграда Сергей Валентинович Хайлов - военный лётчик 1-го класса, имеет более 1.100 часов налёта. С 1982 по 1996 год он служил в 846-м отдельном гвардейском морском штурмовом авиационном полку Балтийского флота, который базировался в Чкаловске. Летал на истребителях-бомбардировщиках Су-17. Это первый самолёт в Советском Союзе с изменяемой геометрией крыла.

Тогда по количеству солдат и вооружения СССР был “впереди планеты всей”.

В составе морской авиации находилось 52 полка, 10 отдельных эскадрилий и авиагрупп с 1.701 самолётом (истребители, штурмовики и разведчики) и 363 вертолётами. Существовала также большая сеть базовых и оперативных аэродромов.

Самолёт исчез

О том времени военный лётчик Хайлов вспоминает в редакции “Новых колёс”.

- Это случилось 1 июня 1987 года. Погода была не очень хорошая - низкая облачность, ветер. Вечером двое лётчиков на штурмовике Су‑17 УМ отправились на задание.

В кабине впереди сидел 22-летний Володя Халтурин, полгода назад окончивший лётное училище. Сзади - инструктор, мой однокашник Петя Ковалёв. С молодым лётчиком они отрабатывали пилотирование на малой высоте - от 200 метров.

Около 18.30 самолёт исчез - на экране локатора пропала метка. По плану полёта до посадки оставалось всего 10 минут, а экипаж на радиовызов не отвечает. Если нет связи - значит, случилось что-то нехорошее.

Командование направило в тот район самолёт с двумя опытными лётчиками, но те никаких следов не нашли.

Володи больше нет

- Жена Ковалёва жила в Калининграде и сразу узнала о случившемся с её мужем. А супруга молодого лётчика - была в отъезде. В 1987 году ещё никаких мобильных телефонов не существовало. Стали её разыскивать. Оказалось, она училась в Борисоглебске - сдавала экзамены. Туда отправили телеграмму, что её муж тяжело ранен, находится в госпитале. Просим приехать.

Нас предупредили, что Лиля находится на пятом месяце беременности. Представляете?!

И вот мы втроём - я, полковой доктор и командир звена - отправились в “Храброво” её встречать. Приехали, ждём... Как и что говорить - не знаем. Ведь женщина мужа потеряла, а может и ребёнка потерять!

Рейсовый самолёт приземлился, видим - пассажиры ведут под руки молоденькую девушку в чёрной косынке, чёрном платье, всю в слезах. Мы направились к ней.

Так случилось, что мои напарники остались позади, и принимать её пришлось мне. А у бедняжки, видимо, уже никаких сил не осталось. Ноги подкосились, и она просто упала мне на руки.

Я её подхватил... И чувствую, мне так плохо, так тяжело, как никогда в жизни не было. Ведь беременность уже заметна, маленький животик...

Как я не поседел тогда, не знаю.

Мы стали Лилю успокаивать, говорили, что муж - живой. Потом, когда привезли её домой, сказали правду: “Лиля, понимаешь... Володи больше нет”.

Упали в море

- Причину катастрофы установили?

- Нет. Об аварийной ситуации пилоты на землю не сообщали.

Я в тот день вышел на службу после отпуска, слетал на задание и спокойно вернулся на землю. Ничто не предвещало беды!

Потом их искали корабли, тралом “утюжили” акваторию моря. Но ни тел пилотов, ни обломков самолёта и чёрных ящиков не обнаружили. Зацепили только обрывки парашютов и обмундирования пилотов, которое было на лётчиках. Это значит, что они или ударились о воду и разбились, или самолёт взорвался в воздухе.

По номерам установили, что обмундирование принадлежит экипажу Су-17 УМ.

Всё это случилось севернее мыса Таран, в районе посёлка Донское, в 30-40 км от берега.

Курс молодого бойца

- Вы помните свой первый полёт?

- Очень хорошо помню. Когда я поступил в Ейское лётное училище, мне было 17 лет. Родился я в Калининграде в 1961 году. Наша семья тогда жила на Крымской, в старом немецком доме (сейчас там гостиница “Патриот”). Все удобства - на улице. Даже водопровода не было.

В углу комнаты зияла большая дыра от снаряда, которую отец сам чем-то заложил. А на кухне у нас малина сквозь стены проросла.

Когда я окончил школу, родители прочили меня в переводчики, хотели, чтобы я поступил в Ленинград­ский ИнЯз. Мне очень легко давался англий­ский язык.

Но я с детства мечтал летать и подал заявление в Ейское лётное училище. В июле сдал экзамены, в августе прошло зачисление, затем был курс молодого бойца и прыжки с парашютом. А в апреле мы уже выходили на полёты.

Сначала было очень тяжело - особенно на тренажёрах. Тренировки каждый день! Нас учили находить приборы в кабине самолёта с закрытыми глазами. Всё отрабатывали до автоматизма. Техника настоящая - сложная, реактивная.

Удар по почкам

- Перед тем, как летать, мы должны были два раза прыгнуть с парашютом. Если не прыгаешь, боишься - из училища сразу выгоняли.

Некоторых курсантов инструктора выталкивали из самолёта пинками. Я сам видел: первый парашютист прыгнул, второй - тоже, а следующий встал перед открытой дверью, упёрся руками и ногами и кричит: “Не пойду, боюсь”.

Инструктор сзади резко ударил его руками по почкам, тот от боли скорчился, ослабил хватку. Наставник его пинком под попу и выкинул: “Иди, сынок!”

Я на первом прыжке не упирался, но было очень страшно. Нас выкидывали с высоты 800 метров. Под тобой - пустота, земля где-то далеко. Но после первого раза хочется прыгать снова и снова.

“Дельфин” в небесах

- Технике пилотирования нас обучали на самолётах Л-29 “Дельфин”. Это двухместный реактивный учебно-тренировочный самолёт чешского производства с двигателем М-701С.

И вот - первый полёт. Я сижу впереди, инструктор - сзади. У него тоже управление. Он может у меня что-то отключить или, наоборот, взять управление на себя.

Разбег, тряска (полоса грунтовая), отрыв... Набираем высоту - всё нормально, страха нет.

Инструктор пошёл на первый разворот, накренил самолёт на 15-20 градусов. Я смотрю - подо мной земля переворачивается. Меня обуял дикий страх - я испугался, что выпаду из самолёта.

Представьте - меня защищает “пузырь” кабины с сантиметровым оргстеклом, подо мной катапультное кресло, спасательный парашют, я пристёгнут к сиденью... Но страх - жуткий. Я вцепился в кресло...

Инструктор увидел меня через перегородку и спросил: “Что, парень, испугался?”

“Да, есть немножко”, - ответил я.

“Не бойся, всё нормально”, - ободрил меня наставник.

Укачало в полёте

- Мы пролетели по кругу, набрали высоту... И тут мне стало так плохо! Представьте - укачало. Хотя ни­где никогда не укачивало. При обучении пилотов это было обычным явлением.

- А что делать, если укачивает?

- Ха-ха! Доставать пакетик... Нам инструктора советовали перед полётом не завтракать. Это хорошо, если летишь утром. А если после обеда? Целый день сидеть голодным не очень-то приятно. Тоскливо!

- Сколько времени длился первый полёт?

- 45 минут. Самолёт летел со скоростью 300 км в час. У меня через несколько полётов исчезли и страх, и “морская болезнь”.

Но бывали случаи, когда курсанты не справлялись, теряли ориентацию в пространстве.

К примеру, инструктор отключит “авиагоризонт”, а ты летишь в облаках и настоящего горизонта не видишь.

Иногда человек даже по дублирующим приборам не может ориентироваться в пространстве. Нарушается работа вестибулярного аппарата, лётчик начинает заваливать самолёт влево, вправо. Если это происходило постоянно - курсанта списывали. Ведь скорость самолёта большая, надо реагировать мгновенно.

На наш курс поступили 178 человек, а окончили только 120. Треть - отчислили.

О. Рамирес