Судьба частенько преподносит парные сюрпризы. Так, недавно возникла тема условно-досрочного освобождения Леонида Паршукова - “прибалтийского киллера №1”, получившего восемнадцать лет лишения свободы и отсидевшего на “девятке” двенадцать из них. И тут же “всплыл” ещё один колоритнейший персонаж из калининградского прошлого. Сергей Таркан, по слухам, скончавшийся в одной из колоний строгого режима в Мордовии, оказывается, не только жив, но и успешно борется за права заключённых. Его рассказ об издевательствах, которым подвергаются зэки в мордовских лагерях, недавно был опубликован в “Новой газете”. Аккурат накануне своеобразного юбилея: пятнадцать лет назад, семнадцатого ноября две тысячи второго года в Калининграде произошло убийство не просто громкое - знаковое. В квартире №92 на улице Горького, 201, был в упор расстрелян криминальный авторитет Александр Клаузер, а вместе с ним убиты хозяин квартиры Борис Давидович Винер, жена Винера - Людмила Диковская и их соседка Наталья Лабекина, на свою беду заглянувшая “на огонёк”. Клаузера убил Андрей Корсик - бывший морской офицер, лидер ОПГ “корсиканцев”. Супругов Винер и Лабекину - Сергей Таркан.

Криминальный авторитет

В этот день в квартире на улице Горького роковым образом переплелись три сюжетные линии. Три линии жизни. В конце одной из которых была поставлена точка. Точнее, пять точек - столько выстрелов сделал Андрей Корсик в Сан Саныча Клаузера, которого - казалось бы, ещё совсем недавно - боготворил.

Именно о Клаузере Корсик сказал (совсем незадолго до случившегося):

“Настоящий криминальный авторитет - не тот, кто вчера чесал кулаки о забор, а сегодня себя таковым называет. Это человек очень порядочный, человек чести, совести и слова...”

Завалил боксёра

Сам Корсик прошёл весьма извилистый путь - с блеском закончил военное училище. Не помешало ему получить диплом даже то обстоятельство, что, будучи курсантом, он убил человека. Это произошло случайно, на ринге, во время боксёр­ского поединка. Получив лейтенантские погоны, Андрей Григорьевич Корсик прибыл в Балтийск, где командовал ротой морских пехотинцев - и это была, без шуток, лучшая рота Балтийского флота! Корсик умел заставить себе подчиняться. Обаятельный, артистичный, с тонким чувством юмора, он имел настоящий железный стержень внутри. И мог, улыбаясь, ТАК произнести свою любимую фразу: “Если я сказал, что бурундучок - это птичка, все должны кинуться искать у него крылья”, - что крылья у бурундучка реально хотелось найти. Ему светило большое будущее, но... шли “лихие девяностые”, денег катастрофически не хватало, а вокруг пышным цветом расцветал бизнес, сулящий бешеные бабки предприимчивым людям. И Корсик оставил военную службу.

Одна извилина в мозгу

Экс-офицер подался в “предприниматели”, скажем так, особого толка. И хотя за “предпринимательство” его ни разу не судили - и он, и его “корсиканцы” были на очень плохом счету у правоохранительных органов. “Подвиги” Корсика и его “бригады” производили серьёзное впечатление. Другие ОПГ боялись “корсиканцев” как огня. Ещё и потому, что Андрей Григорьевич делал ставку не на “тупых спортсменов”, а на бывших военнослужащих или ушедших на “вольные хлеба” сотрудников милиции. “А у спортсменов, - говорил он, - всего одна извилина в мозгу, да и та от удара монтировкой!” Среди “корсиканцев” он старался поддерживать дисциплину. Всякие “стрелки” и “разборки” планировал как военные операции... Корсик, отказавшийся от офицерской карьеры, решил достичь высот на криминальном поприще - стать “авторитетом”. То обстоятельство, что это в принципе невозможно для человека, некогда носившего погоны и состоявшего в комсомоле, его не смущало. Наоборот, перспектива стать “исключением из правила” его воодушевляла. А познакомившись с Сан Санычем Клаузером, он стал крепко рассчитывать на его поддержку.

Из поволжских немцев

Сан Саныч Клаузер в криминальных кругах слыл человеком-легендой. Его биография и впрямь тянет на роман в духе Марио Пьюзо. Или на сюжет фильма типа “Калины красной”. Клаузер, кстати, внешне был очень похож на Егора Прокудина в исполнении Василия Шукшина - такой же худощавый, подтянутый, с жёстким, но усталым взглядом. Взглядом человека, который провёл за решёткой тридцать два года из отпущенных ему сорока девяти.

Клаузер родился в пятьдесят втором году. Его мать, Луиза Андреевна Клаузер, была из поволжских немцев. Её предки приехали в Россию ещё при Екатерине II, в конце восемнадцатого века, и обосновались в Саратовской губернии. Там у них из поколения в поколение передавалось процветающее хозяйство - пока не наступил тысяча девятьсот двадцать девятый год, когда родители Луизы, последние владельцы унаследованной земли и усадьбы, были раскулачены. Все члены семьи были отправлены в ссылку - в разные места. Луиза попала в Казахстан, но в начале Великой Отечественной войны её, как немку, сослали в Воркуту. До сорок шестого года она трудилась на рудниках. И там же, весной сорок пятого, в лагере, она познакомилась с Александром Саурвейном, немецким военнопленным.

Горный гигант

Барон Саурвейн, обер-лейтенант вермахта, попал в плен под Минском в сорок четвёртом. Кстати, происходил он из Восточной Пруссии, и его родовое поместье находилось под Кранцем (Зеленоградском). В лагере барон Саурвейн (инженер по образованию) выполнял любую работу, был у администрации лагеря на хорошем счету, так что его связи с Луизой никто особенно не препятствовал. В сорок шестом году от этой связи родился сын Адам, старший брат Сан Саныча.

В начале пятидесятых немецких военнопленных, за которыми не числилось особенных грехов, потихоньку начали отправлять в Германию. Саурвейн - отказался. Он не мог оставить на произвол судьбы Луизу с ребёнком. В итоге их всех отправили в ссылку в Казахстан. Они поселились в колхозе “Трудовик” (потом переименованный в “Горный гигант”) в трёх километрах от Алма-Аты. Отец устроился работать на здешнюю автобазу - насаживал металлические детали на ручки; мать трудилась на колхозном поле.

“Фашистское отродье”

Клаузер вспоминал, что первые годы его жизни были и самыми счастливыми. Семья барона, отказавшегося от титула и родины во имя долга и любви, не бедствовала: крепкий, справный, непьющий Саурвейн неплохо зарабатывал и, несмотря на “фашистское прошлое”, пользовался в округе авторитетом. Мать, опрятная, строгая, верующая в бога, тоже вызывала уважение у соседей. Дети - хоть их и называли подчас “фашист­ским отродьем” - жили как все дети в это время. Играли на улице, получали от матери подзатыльники, если возвращались поздно, ходили в школу...

Беда случилась двадцатого сентября шестьдесят четвёртого года. Саша Клаузер только перешёл в пятый класс. На уроке труда учитель - бывший фронтовик - велел мальчикам сделать деревянные табуретки. А Саша Клаузер сделал деревянный меч. И этим мечом учитель избил его в кровь при всём классе, называя “фашистом”.

Убил учителя

Клаузер убежал. Отлежался где-то, потом взял маленькую косу - ею обычно скашивали траву вокруг арыка - пришёл к учителю домой, постучал в дверь, а когда тот вышел, Саша полоснул его косой по глазам. Учитель умер в тот же день - а двенадцатилетнего Клаузера отправили в колонию для малолетних преступников.

Так началась его криминальная биография. На “малолетке” он убил ещё раз. В лагере под Семипалатинском был офицер, который изощрённо мучил заключённых в карцере. Шёл, что называется, по списку. Для каждой буквы алфавита у него была предусмотрена особая пытка. Понимая, что вот-вот придёт его очередь, Клаузер вытащил из ботинка супинатор и наточил его. И когда офицер подошёл к нему, чтобы ударить - Клаузер вонзил ему супинатор в живот. А вторым ударом - в горло.

Был суд, и новый срок, и - репутация. Мол, “Саша-немец” обид не прощает.

Третейский судья

...В общей сложности Клаузер провёл на зоне тридцать два года (пару раз выходил - но очень ненадолго). Он не был “вором в законе” (вроде бы его собирались “короновать”, но что-то помешало). Да, в принципе, к этому и не стремился. Он был одиночкой. Сам себе господин, живущий не по закону и не по понятиям, а по собственным правилам. Но и без “короны” он считался авторитетом, который контролировал преступный мир Киргизии и Узбекистана. В спорных случаях он выступал как “третейский судья”. Провожая его после очередной отсидки, казахстанские оперативники лично довезли его на машине до российско-казах­ской границы и сказали: “Только не возвращайся!”

Выйдя на свободу в последний раз, Клаузер твёрдо решил, что больше садиться не станет.

Он отправился в Калининград. Его отец, Александр Саурвейн, к этому времени уже перебрался в Германию, другие родственники Клаузера - тоже. Ему хотелось посмотреть на место, где было когда-то “родовое гнездо” отца - и жить поближе к родственникам. Ему самому за границу, понятно, выехать было нереально: с такой “кудрявой” биографией визу не получить, даже если ты - по отцу - происходишь из фон баронов. А вот отец его в Калинин­град повидаться с сыном приехал...

Бомба для бандита

В Калининграде и произошло знакомство Клаузера с Корсиком. Андрей Григорьевич понравился Сан Санычу. Тот называл его “мой генерал-полковник” и всячески привечал. Такое внимание со стороны авторитета сильно укрепляло позиции Корсика в местных криминальных кругах - и подогревало его амбиции. Он позволил себе - не раз и не два - “наехать” на других, не менее амбициозных лидеров ОПГ. И прозрачно намекнул, что для всех тут места однозначно не хватит.

“Намёк” был услышан - и последовала реакция. В июле девяносто восьмого на Корсика было совершено покушение. Взрывное устройство прикрепили к косяку второй двери в подъезде дома на Свободной, где Корсик тогда жил с семьёй. Устройство рвануло, когда Корсик с женой входили в подъезд - он успел что-то почуять “шестым чувством” и упал на пол, накрыв собою жену. Пострадал сильно. Осколки, гвозди, железки - всякая дрянь, которой начинили взрывчатку, плюс мусор со всего подъезда - всем этим он был буквально нашпигован. Еле выжил. Поправился. Но, по слухам, после тяжёлой контузии подсел на кокаин. Вскоре жена подала на развод. Корсик оставил ей квартиру, а сам поселился у Клаузера. У того в это время появилась возлюбленная - девушка Олеся, из хорошей семьи. Клаузер был влюблён как Ромео. Собирался жениться - хотя “авторитетам” это делать вроде как не положено. Он даже консультировался в центре планирования семьи, реально ли рассчитывать на появление потомства.

Чёрная кошка

Корсик жил в квартире, которую Клаузер и Олеся снимали на улице Борзова. Потом они переехали на Тенистую аллею - и Корсик с ними. Жил там до тех пор, пока не купил себе квартиру на Алябьева.

Однако чёрная кошка между ним и Клаузером уже пробежала. Той поддержки, на которую Корсик рассчитывал, Клаузер ему не оказал. Да, Сан Саныч неплохо относился к своему “генерал-полковнику”, но... считал его всё-таки “фраером”. И всё больше отдавал предпочтение своему другому знакомому - Борису Винеру, отмотавшему в своё время десять лет то ли за убийство, то ли за манипуляции в сфере водочной торговли. Корсик был в ярости, когда узнал, что его немецкие партнёры по строительному легальному бизнесу вдруг за его спиной сошлись с Клаузером. И что Клаузер, в свой черёд, делает совладельцем кафе “Флибустьер” (которое они вроде бы собирались развивать вместе с Корсиком) - Винера.

В 2002 году Клаузер, поклявшийся себе больше не оказываться за решёткой, попадает в СИЗО. Его подозревают в причастности к нашумевшей “акции” - угону новёхонького джипа тогдашнего вице-губернатора Пирогова прямо из охраняемого гаража областной администрации. Но прямых доказательств не было, Клаузера отпустили, и даже позволили забрать из камеры СИЗО крысу, прикормленную им за время предварительного заключения.

Авторитеты из Москвы

Клаузер подозревал, что к его “посадке” приложил руку именно Корсик. И хотя тот вроде бы был искренне рад его освобождению, приехал поздравить, подарил шкаф-купе и бутылку “Абсолюта” - Клаузер избавиться от сомнений на его счёт не мог и не хотел. Они повздорили - настолько крупно, что мирить их приехали “авторитеты” из Москвы.

И вот здесь на сцене появился тот самый Сергей Таркан, о котором мы сказали в самом начале.

Бывший капитан ВВС, вертолётчик, побывавший в нескольких горячих точках и награждённый орденом “Красной Звезды”, Сергей Таркан прибился к “криминальному берегу” в конце девяностых. Он входил в ОПГ Миши Корыто (Омельянова). Группировка была ещё та: Сухов, Гутенко (Гутя), Калина, Шатун, Хохол-младший, Симаков... их имена давно выбиты на могильных плитах. В живых, кроме Таркана, не осталось никого.

Прикинулся мёртвым

Ранее Таркан был осуждён за попытку убийства. Вместе с Мишей Корыто он отправился на “стрелку” в лесок в Багратионовском районе. Пока качки-“оппоненты” выбирались из машины, Таркан с Мишей выхватили ножи и начали резать их на ремни. Качки бросились бежать. Таркан стрелял по ним из пистолета. Один качок упал и прикинулся мёрт­вым. Таркан пошёл проверить “труп” - но “труп” внезапно вскочил и помчался так, что только пятки засверкали. Ему лупили вслед из пистолетов, но не попали. Спасшийся был настолько впечатлён произошедшим, что написал заявление в полицию. Таркана задержали, водворили в СИЗО, затем он получил девять лет и был отправлен в ОМ 216/5, в Озерки.

Там он сильно конфликтовал с начальником зоны подполковником Егоровым - и тот спровадил его сначала в ШИЗО, а потом на “семёрку”. На “семёрке” Таркан расхаживал как “крутой” - в чёрном костюме с металлическим блеском (правда, костюм был надет поверх майки, а на отвороте была нашита бирка с зэковским номером) и в лаковых туфлях. Курил дорогущие сигареты. Работать категориче­ски отказывался, но с “отрицалами” при этом не сближался. Любил повторять: “Я офицер, белая кость, а вы - уголовники, тупые, тёмные, ничтожные”. И смотрел при этом - по словам очевидцев - “стеклянным взглядом убийцы”. Кому такое понравится? Его избили - и он чуть-чуть сбавил тон, стал держаться попроще.

Крестовый поход

Освободили его в 2002-м по УДО, на три года раньше срока. Вернулся он на “выжженную землю”. Из его ОПГ на этом свете никого уже не было. Мишу Корыто убили в посёлке им. Космодемьянского. Он сидел в баре при ДК машиностроителей. Подошёл человек, вежливо сказал: “Вас на секундочку просят выйти”. Миша вышел - его застрелили.

Таркану нужны были новые контакты. Таким контактом и стал Андрей Корсик.

Были, впрочем, и другие. Так, Таркана, импозантного, со вкусом одетого, в две тысячи втором году видели то на заседаниях областной Думы, то на “грибах” у кинотеатра “Россия”, в тёплой компании с Татьяной Кондаковой, тогдашним главным архитектором Калининграда, то в ресторане на Взморье - опять же с Кондаковой и с полковником Тарасюком, бывшим на тот момент замначальника Калининградского УВД, начальником милиции общественной безопасности.

Но, ясно дело, не они, а Корсик сопровождал Таркана семнадцатого ноября в “крестовый поход” на Александра Клаузера.

“Ну что, готова щука?”

Что послужило окончательным толчком к убийству Сан Саныча, теперь уже не узнать. Корсик, конечно, мог бы сказать. Но едва ли он скажет... День был вполне обычный. Клаузер позвонил в кафе “Националь”, где часто обедал. Накануне Винер завёз туда свежую щуку, и Клаузер спросил у хозяйки: “Ну что, готова щука? Сейчас с Давыдычем подъедем”.

- Так Давыдыч (Винер - прим. авт.) здесь, - сказала хозяйка.

- О, щас он мою щуку сожрёт! - засмеялся Клаузер. Вскоре он подъехал в “Националь”. Посидели, поели. Позвонил сын Винера, Женя - в тот день он почему-то прихватил вместо своего мобильный отца.

- Папа, тебе целый день названивает Корсик!

Клаузер перезвонил Корсику, но тот не взял трубку. Сан Саныч пошутил: мол, отдыхает “генерал-полковник”.

В 16.20 Клаузер и Винер выехали из кафе домой к Винеру. Приехали около пяти. В доме на Горького лифт оказался сломан, поднимались по лестнице. Жена Винера и их соседка Наталья Лабекина пили кофе и разговаривали о платьях (они обе неплохо шили). В начале шестого домой заскочил Женя.

Залитый кровью

А в 17.40 в дверь позвонили. Посмотреть, кто это, пошёл Клаузер. Увидел в “глазок” Корсика, открыл - и тут же получил пять выстрелов в корпус. Таркан, стоявший за Корсиком, ворвался в квартиру, убил Винера и Лабекину, тяжело ранил жену Винера, Диковскую. Сын Винера успел выскочить. Ему стреляли вслед, но на лестнице в него не попали, а на улице преследовать не осмелились.

Соседка, выглянувшая на шум, увидела жуткую картину: дверь в квартиру №92 была открыта, у порога лежал мужчина, залитый кровью, а из глубины квартиры слышались стоны... Соседка вызвала милицию и “Скорую”. Диковскую отвезли в БСМП, удалили повреждённые почку и селезёнку, но после операции она скончалась, не приходя в сознание.

Таркан через час после убийства уже ехал в Польшу. Корсик, знавший, что есть живой свидетель случившегося, тем не менее не уехал. И вообще не пытался скрыться. Правда, на похороны Клаузера он не ходил. Но на них вообще было на удивление мало народу: криминальные таланты понимали, что сотрудники милиции будут “пасти” всех пришедших. И не стремились “светиться”.

“Я не бандит, я - Корсик!”

Смертью Клаузера, в сущности, завершилась целая эпоха. Этот “последний из могикан”, при всей своей ненависти к советскому строю, был советским до мозга костей. Он был порождением своего времени. Не зря ведь до последних дней он обожал смотреть советские мультики про Волка из “Ну, погоди!” - и абсолютно не разбирался в “новорусских” реалиях. Интересная деталь: то романтическое состояние, которое в советской песне выражалось строчками “Мой адрес - не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз”, - в постсоветской России превратилось в аббревиатуру БОМЖ. Она и значилась в медицинском свидетельстве о смерти Клаузера, нигде официально не прописанного...

...Говорят, что Корсик горько оплакивал человека, которого убил. А может, и себя самого - того Андрея Григорьевича, который некогда гордо заявлял: “Я не бандит, я - Корсик”.

Несколько дней он пил. 22 ноября отметил свой день рождения в “Титанике” - а назавтра сам пришёл в УБОП и подписал что-то вроде чистосердечного признания. Правда, заявил, что Клаузер достал оружие первым, а он будто бы выстрелил, обороняясь. Ну а ещё четыре раза - в состоянии аффекта.

Корсик получил срок - и вышел на свободу по УДО в ноябре 2008-го.

Пожизненный срок

А Таркана в две тысячи третьем году задержал в одном из районов Гданьска польский спецназ. Обошлось без выстрелов. Таркана экстрадировали в Россию. Он получил пожизненный срок - и вот теперь, как выяснилось, на зоне в Мордовии активно борется за права своих “братьев по крови”. Так что, возможно, его сага ещё не закончена.

Ну а Клаузера останется лишь помянуть. Как человека, который хотел порвать с прошлым, забывая о том, что мы и есть наше прошлое. И так просто оно никого не отпустит.

Редакция “НК”